Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— Все верно! Возблагодари Пророка, давшего тебе просветление ума, иначе я был готов просить еще больше.

— Ну, давай, отпусти меня! — потребовал макредж, снова заворачивая оставшиеся купюры в шелковый платок.

Мутеселлим смотрел на него с хорошо сыгранным удивлением.

— Отпустить? Ах да, ты же заплатил!

— Да, я заплатил.

— Верно, мне ты заплатил, а Селиму?

— Аллах-иль-Аллах! — гневно вскрикнул судья. — Ты же просил лишь пять тысяч.

— Аллах затемнил твой рассудок. Почему ты не спросил, кому эти деньги? Они предназначались для меня. Еще ага должен получить свою долю.

— Сколько же?

— Столько же, что и я.

— Господин, в тебя вселился дьявол!

— Заплати, и он исчезнет.

— Я не буду платить!

— Тогда добро пожаловать в камеру!

— О Мохаммед, о халифы, вы внимали, как он клялся. Шайтан уже в нем, и он его убьет.

— В лампе скоро закончится масло. Ты платишь или…

— Я дам ему только одну тысячу пиастров!

— Пять тысяч! Не торгуйся, иначе я еще повышу цену!

— Да нет их у меня!

— Есть, есть! Я видел и думаю, что должно хватить.

— Тогда я плачу.

— Я могу и дальше повышать цену. Начинать?

— Ты — тиран, даже сам дьявол!

— Итак, макредж, мы с вами разобрались. — Он тихо и выжидающе поднялся.

— Стой! — закричал заключенный. — Я заплачу!

Свобода все-таки прельщала макреджа больше, чем деньги. Он начал снова, слюнявя, считать деньги, комендант в это время уселся. Денег и в самом деле хватило, правда, у чиновника осталось всего несколько купюр.

— Вот деньги, и да проклянет Аллах того, кто их берет.

— Верно, верно заметил, макредж, — отвечал спокойным голосом его недавний союзник и теперешний противник.

— Этот ага арнаутов не возьмет денег.

— Почему?

— Здесь только пять тысяч! Ты забыл добавить еще две тысячи пиастров.

Макредж встал, и видно было, что его охватило неистовое желание вцепиться коменданту в горло, но он сумел обуздать свои эмоции.

— Вот все мои деньги! — Он указал на три лежащие перед ним купюры.

— Тогда я тебя снова запираю. Может, ты нам расскажешь, в каком месте ты зашил деньги. Пошли!

Лицо макреджа разом сделалось несчастным, будто он задыхался. Он снова залез в карман и вытащил мешочек, держа его так, что только он мог видеть содержимое.

— Ну, я постараюсь, может, удастся что-нибудь наскрести! Но твое сердце из камня, а душа превратилась в скалу.

— У меня только серебряная мелочь и несколько золотых монет. Ты получишь деньги, если их достаточно.

Он положил три купюры и принялся методично выкладывать золотую монету за монетой.

— Вот! Теперь я нищ, так как у меня осталось лишь сорок пиастров. Они мне необходимы. Я не собираюсь дохнуть от голода!

Должен сознаться, мне было жаль этого человека, но я уже понимал, что ему придется оставить все, вплоть до последнего геллера. Похоже, вид денег отрезвил мутеселлима. У аги тоже не наблюдалось и следов похмелья. Он уже собрался наложить руку на всю сумму, причитавшуюся ему.

— Стоп! — повелел комендант. — Пусть эти деньги хранятся тоже у меня. — Сказав это, он собрал все деньги и спрятал.

— Теперь-то я окончательно свободен! — обрадовался макредж.

Комендант с величайшим удивлением замотал головой:

— Свободен? А что, ты уже заплатил?

— Ты что, совсем ополоумел? У тебя же все мои деньги.

— Ты заплатил только лишь мне и Селиму-аге, а вот этот эмир ничего еще не получил.

— Он же вообще ничего не должен получать!

— Кто тебе это сказал? Он здесь, значит, ему причитаются деньги.

— У него нет ни малейшего права приказывать мне!

— А не он ли схватил тебя и раскрыл твою сущность? Ты, наверно, нездоров, макредж, иначе ты бы сразу понял, что ему, собственно, еще больше нашего причитается.

— Ему ничего не причитается! — крикнул в ярости бедный мучающийся заключенный. — Он ничего не получит, потому что с меня ничего нельзя взять! Даже будь у меня миллион, я сам не дал бы ему ни пиастра!

— У тебя еще есть деньги.

— Только сорок пиастров, о которых я тебе говорил!

— О макредж, ты вызываешь во мне сочувствие. Не считаешь ли ты, что я не отличу звук золота от звука серебра? В твоем кошельке еще полно золотых меджиди по пятьдесят и сто пиастров, а твое пузо так велико, что у тебя наверняка найдется и побольше денег, чтобы заплатить эмиру. Ты сейчас превосходно экипирован для поездки!

— Ты заблуждаешься!

— Тогда покажи кошелек!

— Он мой!

— Да хоть твоей бабушки! Можешь держать его у себя, дай мне только лишь деньги. Плати!

Макредж крутился и изворачивался как червь под давлением немилосердного хапуги. Эта картина была просто отвратительна, но разыгрывающаяся среди нас сцена проливала свет на истинное положение дел в среде турецкого начальства, особенно в тех провинциях, которые удалены от сферы влияния падишаха.

— Не могу, — проговорил макредж.

— Ну идем тогда в твою дыру!

— Не пойду. Я заплатил.

— Мы тебя заставим пойти.

— Тогда верни мне мои деньги!

— Они уже мои. Кстати, учти, что это я поймал тебя и просто обязан все отобрать!

— Я заплатил бы и за это, если бы у меня было столько денег!