Дверь была не заперта. На кухне лежала Мерсина на тех старых тряпках, которые служили ей днем для чистки грязи на кухне, а ночью — постелью. Сон у нее был хороший — сон праведника.
— Мерсина! — окликнул ее Селим-ага.
Она не слышала его.
— Пусть спит, — попросил я. — Я принесу тебе лекарство, а потом ты можешь идти спать, это тебе необходимо.
— Аллах видит, спокойствие я на самом деле заслужил.
Всех участников этой истории с побегом я встретил наверху, в комнате хаддедина. Они меня сразу засыпали вопросами и благодарили так громко, что мне пришлось приказать им вести себя спокойнее. Первым делом я принес «лекарство» Селиму-аге. Убедившись, что тот заснул, я вернулся к своим.
Амад эль-Гандур получил новую одежду, отец побрил его и почистил. Теперь он выглядел совсем иначе, чем тогда, в камере. Стало наконец похоже, что рядом стоят отец и сын. Отец поднялся и подошел ко мне:
— Эмир, я — бени-араб, а не какой-нибудь болтун грек. Я слышал, что ты сделал для моих людей и сына. Моя жизнь и все, что у меня есть, — твое!
Он говорил это очень просто и незамысловато выражал мысли от чистого сердца.
— Тебе еще опасно находиться здесь. Мой слуга отведет тебя в убежище, — сказал я.
— Я готов. Мы ждали только лишь тебя.
— Ты сможешь залезть на дерево?
— Да, я заберусь туда, хотя я и стал слабее прежнего.
— Вот тебе мое лассо. Если у тебя не хватит сил, пусть на дерево залезет сначала хаджи Халеф Омар и поможет тебе. У тебя есть оружие?
— Вот оно, куплено отцом.
— Возьми свой кинжал.
— Спасибо!
— А продукты?
— Все уже упаковано.
— Вот и пошло дело! Мы скоро заберем тебя оттуда.
Сын шейха вместе с Халефом осторожно вышли из дома. Скоро и я выбрался наружу, крадучись, с одеждой Амада. Никем не замеченный, я пробрался к ущелью, разорвал тряпье в клочья и разбросал их на росший там кустарник и на скалы.
Когда я пришел домой, меня сразу же поймал англичанин и поволок в свою комнату. Он был в страшном гневе.
— Входите и садитесь, сэр! — сказал он. — Плохое хозяйничанье. Просто мерзопакостно здесь.
— А что случилось?
— Сижу я у этих арабов и не понимаю ни слова! Мое вино пьют, мой табак уже кончается, скоро кончится и мое терпение. Yes!
— Вот он и я, к вашим услугам, готов все рассказать.
Мне пришлось выполнить его пожелание, хотя больше всего в тот момент я хотел бы полежать в полном спокойствии. Но мне все равно это не удалось бы, ибо пришлось бы ожидать прихода Халефа. Он заставлял себя долго ждать и пришел только к вечеру.
— Ну что? — спросил мистер Линдсей. — Без проблем влезать на «виллу»?
— Лишь небольшие хлопоты.
— Халеф разорвал одежду? Вот, Халеф, тебе бакшиш.
Хаджи не понял ничего из английского предложения, но как только он услышал последнее слово, то протянул руку. Англичанин дал ему монету в сто пиастров.
— Пусть купит себе новый бурнус! Скажите ему, сэр!
Вот и подошел к концу этот богатый событиями день, и теперь мы могли со спокойной совестью хотя бы несколько часов поспать.
Спали мы крепко, без сновидений. Меня разбудил громкий, торопливый голос:
— Эфенди, эмир, просыпайся! Быстро!
Я открыл глаза. Передо мной стоял Селим-ага, без верхней одежды и тюрбана. Усы его топорщились от ужаса да еще от выпитого вчера вина, он безуспешно пытался вращать пьяными глазами.
— Что такое? — спросил я невозмутимо.
— Поднимайся! Случилось нечто ужасное!
Из обрывков его слов я узнал, что мутеселлим обнаружил побег и пребывает теперь в дьявольской ярости. Запуганный ага чуть ли не на коленях умолял меня пойти вместе с ним в тюрьму и ублажить мутеселлима.
Наскоро собравшись, я отправился в тюрьму, где прямо в дверях меня ожидал разгневанный комендант. Даже не поздоровавшись, он схватил Селима-агу за руку и потащил его в коридор, где уже дрожали от страха арнауты.
— Несчастный ты человек, что ты наделал! — заорал он на него.
— Господин, я ничего не сделал, ничего!
— Вот именно! В этом твое преступление, что ты ничего не сделал! Ты не следил за стражей.
— Где же мне надо было сторожить, эфенди?
— Естественно, здесь, в тюрьме!
— Я же не смог выйти.
Мутеселлим вылупился на него. Кажется, эта идея не приходила ему еще в голову.
— У меня же не было ключа! — добавил Селим-ага.
— Не было! Да, Селим-ага, это верно, и это также твое счастье, иначе с тобой случилось бы нечто ужасное. Иди сюда и посмотри вниз, в камеру.
Мы шли вдоль по коридору. Дверь камеры была открыта, и там ничего не было видно.
— Убежал! — сказал Селим-ага.
— Да, убежал! — яростно заорал мутеселлим.
— Кто ему открыл?
— Действительно, кто? Скажи, Селим-ага.
— Не я!
— И не я! Только надзиратели были здесь.
Селим-ага повернулся к ним.
— Ну-ка, подойдите вы сюда, псы!
Они, немного помедлив, приблизились.
— Это вы открыли дверь!
Сержант осмелился ответить:
— Селим-ага, ни один из нас не трогал засова. Нам велено открывать двери лишь после обеда, никто из нас ее не открывал.
— Значит, я первый открыл ее? — спросил комендант.
— Да, эфенди.