Томъ четвертый. Скитанія

По улицѣ то и дѣло проѣзжали велосипедисты, но и они большею частью были въ соломенныхъ сандаліяхъ и тонкихъ халатахъ, подвернутыхъ у пояса. Вездѣ сверкало голое темнокоричневое тѣло, грубые монгольскіе волосы, косые глаза и широкоскулыя безбородыя лица; дѣвушки были густо набѣлены, и надъ каждой головой поднималась хитросплетенная, но довольно безобразная прическа, въ которой широкія пряди волосъ, густо смазанныя пахучимъ масломъ, завязывались, какъ черныя ленты, большими перекрещивающимися бантами. У многихъ женщинъ постарше брови были сбриты и зубы окрашены въ черный цвѣтъ въ знакъ отреченія отъ желанія нравиться кому бы то ни было, кромѣ собственнаго супруга. Еще чаще велосипедистовъ пробѣгали джинрикши, проворно сѣменя ногами и волоча за собой колясочки съ большими колесами и клеенчатымъ верхомъ. Ноги ихъ отличались непомѣрнымъ развитіемъ икръ, но лица были покрыты каплями пота и глядѣли измученно. Очевидно профессія лошади достается человѣку не легко, особенно при скудной платѣ десяти, пятнадцати копеекъ за конецъ. Я потомъ много разспрашивалъ о положеніи джинрикшей; нѣкоторые изъ нихъ, подобно нашимъ извозчикамъ, «ѣздятъ» отъ хозяина, которому отдаютъ половину заработка, но такихъ мало. Многіе берутъ колясочку на прокатъ у особаго предпринимателя, которому платятъ четверть йена въ день (йенъ почти равенъ нашему рублю и тоже раздѣляется на сто сеновъ, соотвѣтствующихъ нашимъ копейкамъ). Большая часть джинрикшей, однако, беретъ коляски на выплату и, въ концѣ концовъ, пріобрѣтаетъ ихъ въ собственность. Профессія джинрикши не считается японцами особенно пагубной для здоровья, хотя подъ старость у человѣческихъ лошадей развивается одышка и различныя грудныя болѣзни. Есть семьи, въ которыхъ это занятіе переходитъ наслѣдственно отъ поколѣнія къ поколѣнію, но большей частью ряды джинрикшей пополняются неудачниками изъ разныхъ другихъ профессій, которые, оставшись на мели, чувствуютъ себя достаточно крѣпкими, чтобы приняться за лошадиное ремесло. Мнѣ показывали одного джинрикшу, который нѣкогда былъ студентомъ одной изъ высшихъ школъ, а потомъ замотался, бросилъ ученье, остался безъ гроша денегъ и подъ конецъ попалъ въ извозчики. Это напоминаетъ нашихъ босяковъ, которые тоже занимаются самымъ грубымъ трудомъ.

Гостиница, т. е., собственно, ресторанъ съ номерами, была устроена на европейскій ладъ и содержалась японцемъ, прожившимъ нѣсколько лѣтъ въ С.-Франциско и говорившимъ немного по-англійски. Въ настоящее время такихъ японцевъ простого класса, побывавшихъ за границей, довольно много во всѣхъ самыхъ захолустныхъ углахъ. Скопивъ въ Америкѣ или Владивостокѣ нѣсколько денегъ, благодаря крайней бережливости, они возвращаются на родину и являются проводниками заграничной культуры, устраивая предпріятія, подобныя европейскимъ. Все это мелкіе люди, ремесленники, рыболовы, земледѣльческіе рабочіе, матросы, повара и лакеи, лакеи безъ числа. Люди средняго сословія рѣже попадаютъ за границу, ибо денегъ въ Японіи мало, а заграничная поѣздка стоитъ дорого; даже иностраннымъ языкамъ среднеинтеллигентный японецъ выучивается обыкновенно дома въ различныхъ государственныхъ или миссіонерскихъ школахъ, въ университетѣ въ Токіо, въ высшей школѣ языковъ и т. п. Но дѣти богатыхъ японцевъ, напротивъ, во множествѣ ѣдутъ учиться за границу, и къ нимъ нужно присоединить еще тѣхъ, которыхъ правительство или различныя учрежденія и общества посылаютъ на свой счетъ учиться въ Германію, Парижъ или С.-Франциско.

Возвращаюсь къ гостиницѣ; можно было бы удивляться ея существованію въ городѣ, гдѣ не бываетъ европейцевъ, но дѣло въ томъ, что культурные японцы, наскучивъ своей травянистой кухней, съ удовольствіемъ разрѣшаютъ себѣ побаловаться европейскимъ мяснымъ обѣдомъ разъ или два въ недѣлю.

Намъ предстояло прожить въ Хакодате недѣлю въ ожиданіи отхода почтоваго парохода во Владивостокъ, и мнѣ вздумалось добиться разрѣшенія снять нѣсколько фотографій. Русскаго консула не было въ городѣ, ибо онъ проводитъ въ Токіо почти все свое время. Я обратился за совѣтомъ къ его секретарю Кассаварѣ. Это былъ довольно молодой, но тучный японецъ, вразумительно говорившій по-русски, хотя никогда не бывшій въ Россіи. Русскому языку онъ научился въ Нагасаки, въ школѣ русской миссіи. Жилъ онъ, разумѣется, по-японски, т. е. въ домѣ его не было никакой мебели, и обитатели, снявъ сапоги, ползали по гладкимъ циновкамъ, какъ лягушки. Я не имѣлъ желанія возиться съ противными американскими шнурованными башмаками, а потому мы съ господиномъ Кассаварой только посидѣли на порогѣ его гостепріимнаго жилища. Подумавъ немного, онъ посовѣтовалъ мнѣ обратиться къ секретарю городского начальника и даже написалъ его адресъ на бумажкѣ для предъявленія джинрикшамъ. Въ то время мы стѣснялись еще ѣздить на людяхъ и просто пошли пѣшкомъ по указанному направленію, а отойдя нѣсколько кварталовъ, предъявили записку первому попавшемуся японцу поинтеллигентнѣе. Немедленно собралась небольшая толпа, которая съ торжествомъ проводила насъ до двери указаннаго дома.