Томъ четвертый. Скитанія

Несмотря на ранній часъ, весь берегъ былъ покрытъ купальщиками. Мужчины и женщины раздѣвались въ деревянныхъ купальняхъ, построенныхъ на твердой землѣ за линіей сыпучаго песка, и въ легкихъ купальныхъ костюмахъ изъ бѣлаго полотна сбѣгали вперемежку къ водѣ по узкимъ деревяннымъ переходамъ. Многіе были совершенно наги, что не мѣшало имъ весело полоскаться въ водѣ, играть и гоняться другъ за другомъ. Вода была такъ прозрачна, что тѣла купальщиковъ просвѣчивали сквозь нее желтыя и безкровныя, какъ тѣло мертвеца, и нырнувшій человѣкъ бѣлѣлъ въ глубинѣ даже издали, какъ утопленникъ или большая странная рыба. Даже у самаго берега дно было волнообразное, и глубокія ямы смѣнялись широкими и мелкими банками. Надъ ямами молодые японцы и японки плавали и рѣзвились съ несравненнымъ искусствомъ островитянъ, для которыхъ море составляетъ стихію не менѣе привычную, чѣмъ суша. Въ мелкой водѣ на банкахъ плясали и кружились хороводы съ беззаботнымъ весельемъ, которое вскипаетъ въ японцахъ при каждой общественной забавѣ. Тучи нагихъ ребятишекъ, тонконогихъ и пузатыхъ и какъ будто слегка вытертыхъ сажей, разведенной въ маслѣ, со всѣхъ сторонъ собрались намъ навстрѣчу. Одни съ любопытствомъ осматривали насъ съ ногъ до головы, другіе принимались копошиться въ полусыромъ пескѣ, третьи снова бросались въ воду, криками и жестами приглашая насъ послѣдовать ихъ примѣру. Мы, однако, не рѣшались послѣдовать этому гостепріимному приглашенію. Вчера, при неосторожномъ купаніи подъ отвѣсными солнечными лучами, мы обожгли себѣ спину и плечи, и сегодня одному изъ насъ пришлось даже остаться на пароходѣ, такъ какъ малѣйшее движеніе причиняло ему боль, хотя корабельный докторъ намазалъ ему плечи вазелиномъ и покрылъ ихъ мягкими листами особой пропускной бумаги, утоляющей жаръ.

— Возьмемъ извозчиковъ! — предложилъ корабельный переводчикъ Тагоара, который недурно говорилъ по-русски и вызвался быть нашимъ спутникомъ въ Нанау.

Десятка два колясочекъ стояли на набережной, но джинрикшей не было видно. Они прятались подъ навѣсомъ деревянныхъ будокъ, разбросанныхъ по разнымъ сторонамъ дороги.

Я нерѣшительно посмотрѣлъ на сыпучій подъемъ, круто уходившій вверхъ. По ровной улицѣ человѣкъ-лошадь бѣжитъ безъ особаго усилія, но каждый косогоръ представляетъ тяжелое испытаніе и для его спины, и вмѣстѣ съ тѣмъ для нервовъ непривычнаго европейскаго пассажира. На особенно трудныхъ мѣстахъ колясочка сбѣгаетъ назадъ, джинрикша сгибается до земли, дѣлаетъ зигзаги, кряхтитъ, стонетъ и, наконецъ, добравшись до вершины подъема, останавливается для минутнаго отдыха, ноги его дрожатъ конвульсивной дрожью, грудь дышитъ тяжело и часто, и онъ отираетъ съ лица потъ свободнымъ концомъ полотенца, препоясывающаго его чресла.

Мы предпочли поэтому, несмотря на жару, воспользоваться собственными ногами для подъема къ городу, и, освѣжившись въ ближайшей лавочкѣ тертымъ льдомъ и грушами, тихонько поплелись вверхъ, выбирая мѣста потверже и стараясь пользоваться каждымъ клочкомъ тѣни.

Лицо Тагоара имѣло смущенное выраженіе.

— Почему вамъ не нравится джинрикша? — спросилъ онъ, наконецъ, немного обиженнымъ тономъ.

— Мы привыкли ѣздить только на лошадяхъ! — отрывисто отвѣтилъ я.

Мои японскіе знакомцы были готовы защищать каждое учрежденіе своей родины, какъ бы странно оно ни казалось съ европейской точки зрѣнія, и безплодные споры по этому вопросу стали утомлять меня.

— Лошадь, ва!.. — живо возразилъ Тагоара. — Такая большая… Всегда дѣлаетъ грязь, портитъ улицу!..

И онъ покрутилъ головой съ инстинктивнымъ отвращеніемъ, которое большая часть японцевъ питаетъ къ крупному домашнему скоту. Дѣйствительно, чистота японскихъ городовъ въ значительной степени обусловливается отсутствіемъ конскаго навоза и телѣжныхъ выбоинъ.

— На что ему лошадь? — продолжалъ доказывать Тагоара, указывая на джинрикшу, который медленно поднимался въ гору почти рядомъ съ нами, въ затаенной надеждѣ, что съ полдороги, истомленные зноемъ, мы предпочтемъ прибѣгнуть къ его услугамъ. — Купить дорого, кормить дорого, держать дорого… Чѣмъ станетъ платить?. А такъ лучше. Что заработалъ, то самъ возьметъ.

Маленькій городокъ имѣлъ праздничный видъ, такъ какъ это былъ день рожденія наслѣдника престола, и всѣ первенцы Японіи праздновали вмѣстѣ съ нимъ.

Фасады домовъ были украшены разноцвѣтными шкаликами и фонарями, которые къ ночи должны были засіять разноцвѣтнымъ огнемъ. Надъ кровлями весело развѣвались изображенія рыбъ, искусно склеенныя изъ цвѣтной бумаги, округлыя снаружи и пустыя внутри. Они были такъ легки, что, несмотря на отсутствіе вѣтра, все-таки не падали внизъ и тихонько полоскались въ воздухѣ.

Кромѣ того, портъ Нанау въ это лѣто впервые открывался для иностранной торговли, и торжество открытія было пріурочено къ этому же дню. На главной улицѣ была воздвигнута арка изъ иммортелей, которая одновременно выражала пожеланіе вѣчной жизни императорскому принцу и международной торговлѣ Нанау.

Праздникъ, однако, долженъ былъ начаться только къ вечеру, и въ ожиданіи этого многіе ремесленники и торговцы занимались своими обычными дѣлами.