Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга

На стѣнѣ Ахпатскаго храма высѣченъ барельефъ. Онъ представляетъ строителей храма, двухъ братьевъ, мѣстныхъ владѣтельныхъ князей армяно-грузинской династіи Багратидовъ. Одинъ изъ нихъ въ коронѣ, другой въ чалмѣ. Оба маленькіе, приземистые. Они возносятъ вверхъ платформу, на которой стоитъ модель храма, похожая на самоваръ.

Въ то время здѣсь были князья и были строители. Тертадъ, строитель собора въ древней армянской столицѣ Ани, въ XI вѣкѣ былъ вызванъ въ Константинополь для ремонта Святой Софіи. На Алавердской горѣ были старинныя копи, здѣсь добывалась мѣдь и также серебро. Теперь эти копи попали въ руки французской компаніи. Она построила заводъ съ высокими трубами, и крестьяне жалуются, что сѣрный дымъ изъ плавильни (отъ сѣрнистой мѣди) наполняетъ ущелье, портитъ сады и заслоняетъ солнце.

Монастыри давно заброшены. Только въ какомъ-нибудь углу прилаженъ алтарь, и по стѣнамъ развѣшаны грубыя иконы, мѣстнаго и русскаго издѣлія, лежитъ рваный молитвенникъ и горитъ свѣча.

При каждомъ монастырѣ живетъ хранитель-монахъ. Онъ собираетъ доходы съ монастырскихъ земель и посылаетъ ихъ въ Эчміадзинъ, въ церковную казну.

Бакинскій архитекторъ затащилъ насъ внутрь и заставилъ любоваться на тяжелыя колонны, циклопическіе своды и перекрестныя арки армянскаго стиля. Теперь отъ этого стиля ничего не осталось. Крестьяне строятъ кругомъ свои низкія сакли безъ всякаго стиля.

Въ великолѣпныхъ залахъ набросаны мусоръ и всякая рухлядь, рогожи, бочки и винныя бутылки. Въ одной изъ этихъ залъ я нашелъ хлѣбный закромъ. Онъ былъ сколоченъ изъ сосновыхъ досокъ и по формѣ походилъ на гробъ. Это, дѣйствительно, былъ наружный деревянный гробъ. Въ немъ привезли съ сѣвера другой гробъ, свинцовый, а въ свинцовомъ гробу было тѣло одного изъ князей Аргутинскихъ. Теперь гробъ наружный сдѣлался закромомъ. Онъ былъ засыпанъ доверху монастырскимъ хлѣбомъ, и голуби влетали въ узкія окна подъ крышей и клевали зерно.

Рубенъ Шавердовъ долго стоялъ и смотрѣлъ на старыя стѣны, потомъ сказалъ:

— Есть еще и теперь монастыри жилые. Въ Турціи, на границѣ Ванскаго и Діарбекирскаго вилайетовъ, въ горномъ проходѣ высоко стоитъ монастырь Пткиванкъ. Проходъ опасенъ зимою. Внизу кругомъ живутъ разные народы: армяне, турки и курды. Разбойники и воры. Но священныхъ стадъ Птки никто не тронетъ. Каждую зиму отъ Чернаго моря до Месопотаміи всѣ народы даютъ сборъ на монастырь, христіане и мусульмане, ибо зимою это общее убѣжище путниковъ. Приди и живи день, и два и три, отдохни и возьми запасовъ. И въ лѣтнее время никто не пройдетъ мимо, не пообѣдавъ въ монастырѣ, ибо это тяжелая обида святому имени Птки…

Кругомъ старыхъ монастырей тѣснились крестьянскія сакли. Темныя онѣ были и грязныя. У нихъ были плоскія крыши, земляные полы и никакой утвари. Кругомъ не было дорогъ, только вьючныя тропы. Многія изъ нихъ были недоступны даже коню. Старые каменные водоемы были еще полны воды, и крестьянки ходили къ нимъ за водой съ грубыми кувшинами, выдолбленными изъ дерева.

Впрочемъ, кромѣ крестьянъ, въ этихъ селахъ уцѣлѣли дворянскіе роды. Ибо здѣсь никогда не было турецкаго владычества. Этотъ округъ много вѣковъ принадлежалъ Грузинскому царству. Недалеко отъ Санаина, высоко на скалѣ, виситъ село Акури, родовое гнѣздо князей Лорисъ-Меликовыхъ. Весь этотъ округъ зовется Лори. Лорисъ-Меликъ означаетъ: князь изъ Лори.

Санаинъ это родовое село князей Аргутинскихъ. Они тоже размножились. Въ селѣ 50 дворовъ крестьянскихъ, а 47 княжескихъ, все князья Аргутинскіе. Всякіе есть между ними, садовники и генералы, гласные въ Тифлисѣ и пастухи на горныхъ пастбищахъ. Но все-таки крестьяне арендуютъ землю у своихъ сосѣдей по улицѣ, князей Аргутинскихъ.

Я видѣлъ одного крестьянина, онъ снималъ участокъ земли, размѣромъ въ одну десятину. Этотъ участокъ принадлежалъ 23 владѣльцамъ. Это быль новый для меня видъ черезполосицы. Одинъ арендаторъ и 23 князя-хозяина. По обычаю, крестьянинъ долженъ давать помѣщику ¹/₄ урожая. Но онъ возражалъ резонно: «Кому же изъ васъ платить? Я не знаю. А потомъ вы всѣ придете ко мнѣ за обычными подарками»… И онъ не платилъ ничего.

Жизнь въ этихъ селахъ до сихъ поръ патріархальная, мирная и скудная. Семьи большія, старинныя.

Скотъ стерегутъ крупныя сѣрыя овчарки, похожія на волковъ. Бываетъ и такъ, что овчарка дичаетъ и начинаетъ душить баранту (стадо). Приходится пристрѣлить ее.

Крестьяне молотятъ хлѣбъ тяжелыми молотильными досками, усаженными внизу осколками камней, какъ будто въ двѣнадцатомъ вѣкѣ. И на утоптанномъ дворѣ хозяинъ вѣетъ зерно лопатой, день и два, и три, наберетъ три мѣшка. Мѣшки ковровые, домашняго тканья.