Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга

Послѣ этого случая консисторія прислала стражниковъ, а начальство — казаковъ. По этому поводу крестьяне говорили мнѣ, почесывая въ затылкѣ:

— Стражниковъ мы содержимъ, а они въ монастырѣ сидятъ, никуда не выходятъ. Мы сами сторожимъ безъ платы на нашемъ кормѣ. Вотъ такъ дѣла!..

Начальство оцѣнило головы Зубяна и Вермишева въ 2,000 руб., «для пользы дѣла», какъ сказано въ приказѣ. Но пользы отъ этого пока не видно. Разбойники скрываются въ горахъ. Въ разныхъ селахъ у нихъ есть сообщники, которые носятъ имъ пищу и передаютъ вѣсти. Платятъ они щедро и вообще денегъ не жалѣютъ.

Враговъ своихъ они караютъ свирѣпо.

Такъ, напримѣръ, они убили не очень давно троихъ братьевъ, крестьянъ изъ села Чачканъ, которые хотѣли ихъ выдать мѣстному приставу, и будто бы даже съ одного изъ убитыхъ содрали кожу. Потомъ они заманили въ засаду и самого пристава и ранили его въ плечо. Пришлось ампутировать руку.

Съ богатаго крестьянина Араева, мѣстнаго ростовщика, они потребовали выкупъ. И, въ наказаніе за неуплату, напали на его стада, убили восемь кобылъ, застрѣлили собакъ, изрѣзали шатры и отогнали барановъ…

На зиму разбойники уходили на югъ въ Нахичевань и тамъ жили въ покоѣ.

Населеніе относится къ разбойникамъ какъ-то двойственно. Съ одной стороны, они грабятъ только богатыхъ, чужихъ или своихъ, разница не велика.

Мнѣ разсказывалъ одинъ старый крестьянинъ, какъ эти анархисты перехватили на дорогѣ экипажъ одной тифлисской купчихи:

— Высадили ее чинно, благородно. Дочь-красавица съ нею, они отпустили ее домой честно. Провожатый былъ съ ними, его тоже отпустили. А купчиху потихоньку увели вверхъ въ горы и посадили въ пещеру. И черезъ три дня взяли за нее три тысячи рублей.

Надо было слышать, съ какой интонаціей произносились эти эпитеты: чинно, благородно, честно, потихоньку.

Конечно, разбойники убиваютъ своихъ враговъ, но по кавказскимъ понятіямъ это самое естественное дѣло. Это ихъ частные счеты, и никому не слѣдуетъ вмѣшиваться. Но съ другой стороны, населеніе тоже страдаетъ отъ этихъ непрерывныхъ военныхъ дѣйствій. Напримѣръ, у того же Араева въ табунѣ была чужая лошадь. Разбойники заодно убили и ее. Хозяинъ ея пришелъ къ Араеву съ претензіей: «Убили за твои грѣхи. Ты заплати». Слово за слово. Выхватили револьверы, стали стрѣлять, убили чужого ребенка, шедшаго по улицѣ, нѣсколько человѣкъ ранили.

Населеніе разбойниковъ боится и не знаетъ, что съ ними дѣлать.

Крестьяне разсказывали мнѣ довольно откровенно:

— Мы имъ говорили. «Вы хотите разорить насъ. Сколько тысячъ вы набрали, куда дѣвали?» — «А кто знаетъ, — говорятъ. — Тому, другому давали. Теперь ничего нѣтъ». — «Уходите отсюда», — говоримъ. — «Не уйдемъ, — говорятъ. — А если на зиму уйдемъ, на будущее лѣто опять придемъ»…

Противъ этихъ запутанныхъ и трудныхъ отношеній начальство нашло премудрое средство, военную экзекуцію.

Казачій отрядъ въ 200 человѣкъ вмѣстѣ съ офицеромъ былъ отправленъ не то чтобы ловить преступниковъ, а принуждать населеніе къ ихъ поимкѣ и выдачѣ.

Мясо и хлѣбъ для отряда доставляютъ крестьяне.

Я видѣлъ этотъ отрядъ внизу у полотна желѣзной дороги. Лошади стояли у коновязей, и казаки сидѣли у костровъ и жарили куръ, а у вагоновъ стоялъ большой столъ, покрытый бѣлой скатертью и уставленный тарелками и бутылками. Начальникъ станціи гостепріимно угощалъ на чистомъ воздухѣ казачьихъ офицеровъ. Въ то же самое время, несмотря на страдную пору, была собрана противъ разбойниковъ крестьянская облава. Изъ одного села Акури было послано въ нарядъ 25 человѣкъ. Я встрѣтилъ человѣкъ шесть въ духанѣ у станціи. Это были рослые молодцы, но почти безъ оружія.

— Начальство велѣло намъ взять оружіе, — говорили они. — А мы говоримъ: «Откуда его взять? Вы вѣдь насъ обезоружили». А они говорятъ: «Откуда хотите. Продайте барановъ и купите винтовки. Небось, по приказу своихъ комитетовъ покупали, когда хотѣли». Мы стали просить казенныя берданки, да они не дали.

Въ концѣ концовъ эти воины поневолѣ вышли въ поле съ старыми пищалями, съ турецкими ружьями системы Пибоди и Мартини, которыя остались здѣсь еще со временъ русско-турецкой войны.

Одинъ изъ моихъ спутниковъ подумалъ и сказалъ: — А вѣдь они подъ конецъ отберутъ у васъ это оружіе.

— Ну, ничего, — успокоительно говорили крестьяне, — это самое плохое.

Они разсказали мнѣ, что всѣ хорошіе стрѣлки остались дома. Ибо хорошему стрѣлку неприлично вступаться въ такое дѣло. Пожалуй, стрѣлять доведется.

Мимо выстрѣлить, только славу испортить. Попасть — человѣка убить и враговъ нажить.

Ловить такой облавой горныхъ разбойниковъ это все равно, что ловить бреднемъ комара. Вдобавокъ, по нѣкоему молчаливому соглашенію разбойниковъ, ихъ пособниковъ, населенія и даже полиціи, облава была направлена въ такія мѣста, гдѣ разбойниковъ не было и быть не могло. Судьба пострадавшаго пристава была у всѣхъ на памяти.

Разумѣется, облава никого не изловила. И начальство подъ конецъ разсердилось и, дѣйствительно, отобрало у крестьянъ ихъ жалкія пищали и ржавыя винтовки, — ибо Кавказъ долженъ быть разоруженъ…