Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга

Посреди пруда искусственный островъ. Къ нему примыкаетъ большой деревянный плотъ, на которомъ устанавливаются кое-какія декораціи и который служитъ ареной для выхода клоуновъ и гимнастовъ. По обоимъ берегамъ пруда, немного возвышающимся въ видѣ амфитеатра., густыя толпы народа. Если смотрѣть черезъ прудъ на противоположный берегъ, то массы людей, движущіяся между старыми деревьями и спускающіяся къ берегу плотно сжатыми рядами, представляютъ довольно живописный видъ.

Солдатское представленіе на открытой сценѣ кончилось. Мальчишки съ гиканьемъ бѣгутъ къ пруду и принимаются проталкиваться впередъ. Задняя волна напираетъ на переднюю и прижимаетъ ее къ самой водѣ. Кое-кто изъ мальчишекъ влѣзаетъ на деревья, но какой-то господинъ сердитаго вида, въ пальто и котелкѣ, переходитъ отъ дерева къ дереву и послѣ короткихъ, но весьма энергическихъ переговоровъ стаскиваетъ мальчишекъ внизъ. Однако въ одномъ мѣстѣ послѣ удаленія мальчишекъ, на дерево взбирается оборванецъ въ веревочныхъ лаптяхъ и съ продранными колѣнями, откровенно выставляющимися наружу.

— Попробуй-ка, стащи меня! — предлагаетъ онъ, довольно любезно.

Котелокъ плюетъ и отходитъ въ сторону, оборванецъ, довольный побѣдой, вытягивается на вѣткѣ во всю длину. Музыканты заставляютъ себя ждать. Публика ропщетъ:

— Пора! Время!.. — раздаются со всѣхъ сторонъ крики.

Человѣкъ, сидящій на деревѣ, тоже соскучившись, начинаетъ гимнастическія упражненія и повисаетъ на вѣткѣ головою внизъ, обнаруживая почти во всю ширину свое природное, довольно грязное, трико. Женщины, стоящія подъ деревомъ, взвизгиваютъ, такъ какъ новый гимнастъ угрожаетъ свалиться имъ на голову. Но онъ уже опять сидитъ на вѣткѣ и посылаетъ обѣими руками воздушные поцѣлуи зрителямъ. Начинаетъ побрызгивать дождикъ. Нѣкоторыя изъ женщинъ раскрываютъ зонтики, и одна попадаетъ концомъ желѣзнаго ребра въ глазъ мужику, стоящему рядомъ.

— Вишь, распустила грибъ! — сердится онъ. — Я тебя какъ тресну!..

— Бабы, зонтики убрать! — командуетъ оборванецъ сверху. — А то плюну!..

Женщины протестуютъ, но на плоту появляется клоунъ въ красной рубахѣ и кругломъ льняномъ парикѣ въ скобку, съ балалайкой въ рукахъ.

Парикъ съѣзжаетъ ему на глаза, но онъ поправляетъ его руками. Онъ запѣваетъ извѣстную лакейскую пѣсню о баринѣ, приказавшемъ заварить чаю.

— А и чертъ же его знаетъ, какъ проклятый чай варить! — говоритъ онъ нараспѣвъ, недоумѣло поднимая брови вверхъ. Кухарки и горничныя заливаются хохотомъ. Клоунъ разсказываетъ, что онъ всыпалъ чай въ котелокъ и покрошилъ вмѣстѣ луку, картошки и морковки. Всѣ смѣются, но группа заводскихъ ребятъ, стоящихъ у самой воды, ропщетъ.

— Сколько разовъ слыхали! — говорятъ они. — Все одно да одно!..

Большинство публики однако не признаетъ этой критики.

— Не нравится, уйди! — резонно замѣчаетъ чуйка съ большой бородой. — Все одно деньги не плачены…

Наконецъ, пѣвецъ ушелъ. Вмѣсто него на эстраду выходитъ малый весьма несообразнаго вида, очень тощій, съ физіономіей, вымазанной мѣломъ, и въ шляпѣ котелкомъ. На немъ рваный пиджакъ и кучерскіе штаны, заправленные въ сапоги. Онъ достаетъ изъ кармана флейту и начинаетъ наигрывать. Въ это время сзади появляется дюжая фигура въ пиджакѣ и суконномъ картузѣ, обвязанная холщевымъ передникомъ.

— Здѣсь нельзя играть! — сурово заявляетъ она, грозитъ музыканту метлой и немедленно скрывается обратно за дверь.

Публика видимо заинтересована. Разыгрываемая сцена пріобрѣтаетъ бытовой характеръ.

Но флейтистъ не хочетъ сразу отказаться отъ музыки.

— Онъ сказалъ: «Здѣсь нельзя» — разсуждаетъ онъ указывая пальцемъ себѣ подъ ноги. — Ну, такъ я перейду вправо!..

И, отойдя въ сторону, принимается еще съ большимъ одушевленіемъ дуть въ свою флейту.

Передникъ немедленно появляется изъ засады.

— Здѣсь нельзя играть! — свирѣпо кричитъ онъ и снова исчезаетъ.

Но флейтистъ опять начинаетъ разсуждать и переходитъ на лѣвую сторону эстрады. На этотъ разъ послѣ внушительнаго нравоученія метлой передникъ отбираетъ флейту у упрямаго музыканта.

— Онъ думаетъ, — у меня больше нѣтъ! — съ хитрой улыбкой заявляетъ котелокъ послѣ удаленія метлы и, порывшись въ карманѣ, вытаскиваетъ губную гармонику.

— Го-го-го! — перекатывается съ одного берега на другой здоровый хохотъ. На сценѣ разыгрывается цѣлая феерія. Передникъ гоняется за котелкомъ, тычетъ его въ спину метлой и послѣдовательно отнимаетъ у него гармонику, небольшую балалайку, рожокъ. Наконецъ, у музыканта остался послѣдній рессурсъ — свистокъ.

— Ты зачѣмъ свистишь? — грозно спрашиваетъ передникъ. — Здѣсь нельзя свистѣть!..

— Это не я! — невиннымъ голосомъ оправдывается котелокъ. — Это господинъ городовой!

И онъ указываетъ рукой въ толпу, гдѣ дѣйствительно стоитъ блюститель порядка.