В сущности, наша размолвка оказалась исчерпанной, и я вам не задал лишних вопросов о Шуре – право, не из гордости, не из упрямства и не от безразличия, – да и вы немногими пренебрежительными словами такое «бестактное» любопытство бесповоротно отвели: «Шура навязчивый, скучный, пустой, я его переношу только в самых маленьких порциях». Правда, Шуру уничтожив, вы стали с ним сравнивать и расхваливать Сергея Н. (чей приезд еще недавно вас больше пугал, чем меня), но я по опыту знаю, что вы, дав мне «козырь в руки», порою как бы умышленно его отнимаете: есть какой-то предел вашей бесхитростности, «безженскости» даже и со мной, и вы часто мне представляетесь женщиной «вооруженной до зубов», с оружием не расстающейся и, быть может, поучительным примером.
Как новые, неловко-смешные влюбленные, мы идиллически гуляли вдвоем по Булонскому лесу, и после прогулки – у вас – я вдруг набросился на вчерашнюю газету, которую накануне осилить просто не мог: так неизменно бывает, если нам удается восстановить утерянное душевное равновесие, то сейчас же незаметно восстанавливаются и все наши ежедневные потребности, вытесненные жестоким беспокойством – сон, аппетит, любопытство к делам, газетам и книгам, – тяжелая болезнь как будто прошла (по крайней мере, до следующего беспокойства), и жизнь опять, на короткое или долгое время, сделалась ясной, здоровой, однородно-ослепительно прежней.