Томъ пятый. Американскіе разсказы

— А зачѣмъ ходишь? — спросилъ я прямо.

— Нудно жить! — такъ же прямо отвѣтилъ Кончакъ. — Рыба ѣстъ рыбу, а человѣкъ человѣка. Вотъ и плюнешь, да и подумаешь часомъ: пойду-ка я на иное мѣсто, можетъ тамъ жить просторнѣе!..

— Много я городовъ исходилъ, — продолжалъ Кончакъ, — въ Чикаго на элеваторѣ хлѣбъ перевѣвалъ, въ Мильвоки струны навивалъ на колесо, телятъ возилъ отъ Канзасъ-Сити, въ Пенсильвеніи въ майнахъ (копяхъ) три раза работалъ, въ Питсбургѣ желѣзныя штухи нагружалъ въ вагоны, всего и не перечтешь, пожалуй.

— Ну и что же? — спросилъ я съ невольнымъ участіемъ.

Иванъ, крестьянскій сынъ, продолжалъ отыскивать новую Жаръ-Птицу и по эту сторону океана, и ходилъ за нею изъ города въ городъ, отъ Чикаго до Питсбурга. Но американцы называютъ Питсбургъ «пекломъ безъ покрышки», и говорятъ, что грѣшники изъ Чикаго отдыхаютъ только въ аду. Трудно было бы найти просторъ жизни въ одномъ изъ такихъ безпокойныхъ мѣстъ.

— Нѣту толку! — отвѣтилъ Кончакъ нехотя. — Здѣшніе города похожи другъ на дружку, какъ рѣпа на рѣпу. Что въ нихъ найдешь путящаго?

— А вы бы въ деревнѣ попробовали! — сказалъ я.

Меня немного удивило, что этотъ степной пастухъ упоминаетъ только самые крупные промышленные центры.

— Въ Америкѣ деревень нѣтъ, — сказалъ Кончакъ, — гдѣ и пробовать?..

— Какъ нѣтъ? — возразилъ я. — Вонъ сколько они хлѣба сѣютъ…

— Хлѣбъ есть, — сказалъ Кончакъ, — и даже овцы, а люди не такіе. Они вонъ и хлѣбъ убираютъ по-городскому, машинами.

— А что худого въ машинахъ? — возразилъ я.

Я не ожидалъ, что просторъ жизни окажется враждебнымъ механическому прогрессу.

— Богъ велѣлъ Адаму, — сказалъ Кончакъ, — что работай, говоритъ, копай землю, и она тебѣ произраститъ плодъ. А если машинами, такъ это какая работа?…

— Будто американскіе рабочіе не работаютъ? — возразилъ я, — здѣсь вѣдь тоже никто даромъ денегъ платить не станетъ.

— Такъ то деньги, а не хлѣбъ, — сказалъ Кончакъ. — Для денегъ работаетъ онъ, больше ни для чего. Если работникъ, такъ онъ жалованье получаетъ, а фармеръ продаетъ маклеру, а деньги несетъ въ банкъ, все равно въ городѣ.

— Вамъ бы въ глушь забраться! — посовѣтовалъ я.

Мнѣ казалось, что на окраинахъ цивилизаціи въ глубинѣ дальняго запада этотъ странный человѣкъ почувствовалъ бы себя болѣе свободнымъ.

— Скучно въ глуши! — живо возразилъ Кончакъ. — Я все людей отыскиваю, чтобы жизнь была по мысли моей. А безъ людей жить, значитъ, съ овцами, съ коровами, либо съ деревьями. А я отъ овецъ со степу ушелъ, — закончилъ онъ.

Это былъ какой-то русскій Агасферъ, который не могъ найти себѣ мѣста по мысли на протяженіи всего земного шара.

— Дивно тебѣ? — началъ опять Кончакъ, видя мое недоумѣніе. — Землепроходъ я, сказано. Хожу, земли испытываю. Не всѣмъ же на мѣстѣ сидѣть. Вотъ умремъ, тогда никуда не станемъ ходить, а теперь пока шевелимся.

— Чудные вы люди на землѣ, — прибавилъ онъ, — все равно тѣ же овцы.

Я посмотрѣлъ на него съ новымъ удивленіемъ. Странствующій пастухъ, повидимому, собирался перейти на наступательную позицію.

— Дивуешься ты на меня, — сказалъ Кончакъ, — зачѣмъ я по свѣту хожу. А вотъ если бы я водку пилъ, каждый день съ людьми дрался, за бабами гонялся, ты бы, небось, не удивлялся, хоть бы я пропалъ подъ заборомъ, какъ собака…

— Люди людское дѣлаютъ, — возразилъ я довольно нерѣшительно.

Въ сущности говоря, Кончакъ былъ правъ, и ежедневное поведеніе любого члена толпы было гораздо сумасброднѣе даже этого вѣчнаго скитальчества, но людей толпы много, и наши глаза присмотрѣлись къ ихъ безумію.

— Люди! — повторилъ Кончакъ, — а ты посмотри на птицъ, какъ онѣ взадъ и впередъ перелетываютъ, ищутъ, гдѣ просторнѣе. Такъ же и я.

— Э, были бы у меня крылья, — продолжалъ онъ задумчиво, — не сталъ бы я землю ногами мѣрять.

— Криво Богъ человѣка создалъ, — прибавилъ онъ. — Какая-нибудь ворона летаетъ, куда хочетъ, а мы ползаемъ, какъ змѣи.

Мы давно ушли съ пристани и медленно подвигались по набережной надъ откосомъ, останавливаясь по временамъ въ изгибахъ парапета, гдѣ было меньше прохожихъ. Набережная была полна движеніемъ и шумомъ. Внизу у самой воды пробѣжалъ пассажирскій поѣздъ, перекликнулся съ караваномъ товарныхъ вагоновъ, шедшихъ ему навстрѣчу, и пыхтя покатился дальше. Мимо насъ одинъ за другимъ пробѣгали вагоны трамвая, наполненные публикой, уѣзжавшей или возращавшейся съ гулянья.

— Неужели вы пѣшкомъ ходите? — внезапно спросилъ я.

Мнѣ вспомнилось его европейское путешествіе. Да и разсказывая объ Америкѣ, онъ все время говорилъ: хожу. Но мнѣ казалось почти невѣроятнымъ, чтобы среди этого обилія механическихъ двигателей нашелся человѣкъ, готовый измѣрять американскія длинныя дороги собственными ногами по примѣру апостоловъ.

Землепроходъ усмѣхнулся. Повидимому, онъ опять уловилъ мою мысль.

— Разно бываетъ! — сказалъ онъ. — Когда пѣшкомъ, когда и съ мѣшкомъ, а теперь вотъ въ вагонѣ поѣду. Прощайте, добрый человѣкъ!..