Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

— Ахъ, это хорошо! — съ энтузіазмомъ говорила она. — Я такъ радъ! Скучно намъ тутъ. Наши люди никимъ нѣту. Русскіе мало. А галиціане, которые ходятъ, — пьяници, ругательные. Добрый, старательный человѣкъ совсимъ нѣту!..

— А духоборы? — возразилъ я.

— А ты видѣлъ одинъ духоборскій баба въ Виннипегу? — отвѣтила она съ упрекомъ. — Скажи, пожалюйста…

Я долженъ былъ признаться, что до сихъ поръ видѣлъ только мужчинъ.

— Духоборскій баба на земля сидитъ, — продолжала армянка, — свой хлѣбъ кушаетъ. Я тоже стану садиться на земля.

Дверь веригинской комнаты продолжала оставаться закрытой. Я вынулъ изъ кармана визитную карточку, надписалъ на ней имя хорошаго петербургскаго журнала и, подманивъ къ себѣ дѣвочку, которая опять выскочила въ кухню, попросилъ ее передать Веригину мое посланіе.

Дѣвочка оказалась болѣе надежнымъ курьеромъ, чѣмъ Сеня Рыбинъ.

— Что же вы его тамъ держите? — раздался черезъ минуту изъ-за двери густой, бархатный голосъ. — Пускай онъ идетъ сюда.

Половина, занятая Веригинымъ, состояла изъ небольшой клѣтушки, болѣе похожей на табакерку, чѣмъ на комнату. Глубина ея была заставлена постелью, и единственный стулъ, стоявшій впереди, былъ совсѣмъ прижатъ къ двери для того, чтобы оставить мѣсто для прохода. Веригинъ сидѣлъ на кровати въ одномъ бѣльѣ, спустивъ на полъ ноги, обутыя въ туфли. Его крупная фигура казалась еще больше въ тѣсной и бѣдной рамкѣ. Лицо его показалось мнѣ теперь еще красивѣе, чѣмъ прежде. Особенно хороши были глаза, постоянно мѣнявшіе выраженіе, — то задумчивые, то ласково убѣдительные, часто насмѣшливо-остроумные, потомъ вдругъ заглядывавшіе собесѣднику прямо въ душу такимъ пытливымъ, пронзительнымъ взглядомъ. Смолоду Веригинъ, должно быть, былъ замѣчательнымъ красавцемъ. Теперь виски его подернула сѣдина пятнадцати обдорскихъ зимъ, вокругъ глазъ лучились сѣти морщинъ, наложенныхъ долгими размышленіями досуга многолѣтней ссылки. Ему было теперь сорокъ четыре года отроду, но въ Канадѣ онъ былъ совсѣмъ недавно, немногимъ больше полугода.

Веригинъ возвращался теперь съ запада, изъ г. Реджайны, куда ѣздилъ покупать лошадей для общины. Ихъ должны были пригнать изъ штата Дакоты, но табунъ задержался въ дорогѣ. Духоборы вмѣстѣ съ англичанами попробовали отправиться навстрѣчу, но послѣ двухдневнаго путешествія по ненаселенной преріи рѣшили вернуться обратно. Въ концѣ концовъ духоборскій вождь не выдержалъ и, оставивъ на мѣстѣ одного изъ своихъ товарищей по комитету, укатилъ въ обратный путь.

— Стосковался я по дому, — простодушно признавался онъ, — по матушкѣ, по сродникамъ и всѣмъ братьямъ…

За эти полгода онъ, видно, не успѣлъ еще насытиться радостью встрѣчи со своимъ родомъ и племенемъ.

— Я ихъ порядкомъ и разсмотрѣть не успѣлъ, — жаловался онъ. — Все въ разъѣздахъ… А народъ совсѣмъ новый. Мелкіе ребятишки большіе стали, другіе наново народились. Такъ что приходятъ ко мнѣ дѣвченки, цѣлуютъ меня: «Здравствуй, дядюшка». А я ихъ отроду не видѣлъ.

Онъ, видимо, былъ занятъ все время мыслью о близкихъ людяхъ.

— Эхъ, поскорѣй бы! — произносилъ онъ иногда даже въ пылу разговора, не имѣвшаго никакого отношенія къ Канадѣ и ея дѣламъ. — Доѣхать бы поскорѣе!..

Надо замѣтить, что Духоборія платила ему такою же трогательною привязанностью. На третій день послѣ нашей встрѣчи Веригинъ получилъ телеграмму изъ Реджайны и долженъ былъ отправиться обратно. За свое двухдневное пребываніе въ Виннипегѣ онъ передѣлалъ множество необходимыхъ дѣлъ, для которыхъ въ сущности и прикатилъ изъ Реджайны, но возвращеніе его было отложено на двѣ недѣли. Когда въ теченіе этого времени я странствовалъ по духоборскимъ селеніямъ, жители признавались мнѣ почти въ такихъ же словахъ: «Стосковались мы по Петюшкѣ. Почто долго не ѣдетъ? Осиротѣли совсѣмъ!»

Теперь Веригинъ встрѣтилъ меня очень привѣтливо.

— Я читалъ этотъ журналъ, — сказалъ онъ, разсматривая мою карточку. Извиняясь за свое дезабилье, онъ объяснилъ, что въ дорогѣ простудился и схватилъ лихорадку.

Теперь они съ Рыбинымъ возвращались изъ бани и собрались спать. Дѣйствительно, въ глазахъ его свѣтилось утомленіе, но черезъ нѣсколько минутъ оно исчезло. Мало-по-малу Веригинъ такъ разошелся, что совершенно позабылъ о снѣ. Быть можетъ, это было полезно и для его лихорадки. По крайней мѣрѣ, на другой день онъ былъ совершенно здоровъ и съ ранняго утра сталъ заниматься разнообразными дѣлами, которыя ожидали его въ Виннипегѣ.