Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

— Зачѣмъ сулема? — мимоходомъ спросилъ агентъ, собираясь писать ручательство на отпускъ.

— Скажи ему, — возразилъ Веригинъ съ совершенно серьезнымъ лицомъ, — что какіе у насъ есть старенькіе старички и старушки, мы собираемся ихъ сулемою на тотъ свѣтъ спроваживать.

Агентъ шумно разсмѣялся. Мрачная шутка Веригина была совершенно въ американскомъ вкусѣ. Черезъ минуту, когда Веригинъ приготовился уходить, онъ вѣжливо проводилъ его къ выходу и самъ открылъ передъ нимъ дверь.

— Пророкъ — пророкомъ, — сказалъ онъ мнѣ довольно откровенно, — а никто его не надуетъ даже на грошъ! Послушали бы вы, какъ онъ съ купцами торгуется. Съ нимъ ни одинъ янки не совладаетъ.

Въ устахъ канадца это была высшая похвала.

Я пришелъ въ домъ Казабовыхъ поздно вечеромъ. Онъ былъ совершенно наполненъ духоборами. Веригинъ долженъ былъ вслѣдствіе телеграммы уѣхать на утро обратно въ Виннипегъ, и они пришли провожать своего вождя.

Теперь каждый изъ нихъ принесъ свой заработокъ и, вынимая изъ кармана пачку кредитныхъ бумажекъ, складывалъ ее на уголъ кухоннаго стола. Это была простая, но поразительная сцена. Въ нѣсколько минутъ на столѣ собралась сумма въ нѣсколько тысячъ долларовъ.

— Вотъ вамъ на лошадей, Петюшка, — сказалъ одинъ изъ рабочихъ. — Поѣзжайте съ Господомъ.

Лица всѣхъ присутствующихъ свѣтились тихой и праздничной радостью. Я видѣлъ такія лица въ церкви передъ причастіемъ. Эти молодые рабочіе отдавали плоды многомѣсячнаго труда, и въ эту минуту ихъ самоотверженное безкорыстіе на пользу общины поднимало ихъ надъ жизненной прозой и очищало ихъ души отъ мелкихъ будничныхъ грѣховъ.

Рѣчи Веригина продолжали изливаться тѣмъ же нескончаемымъ потокомъ. Теперь онъ говорилъ о сибирскихъ снѣгахъ и пустыняхъ и о людяхъ, которые живутъ тамъ, на дальнемъ сѣверѣ.

— Холодно тамъ, трудно жить, — разсказывалъ онъ. — И людей тѣхъ Богъ забылъ, да и они Бога забыли. Только и заботы у нихъ обмануть другъ друга. Одни только есть честные люди въ томъ краю: остяки на тундрѣ, по-русски — дикари. Всѣ ихъ обманываютъ, а они никого. Ѣдешь бывало, озябнешь, жизни не радъ, даже шуба не грѣетъ, метель, вьюга, того гляди, — замететъ совсѣмъ. Наѣдешь на остяцкую палатку. Такъ онъ готовъ съ тобой послѣднимъ подѣлиться. Самъ не съѣстъ, а гостю отдастъ… Оттого и говорятъ про него: онъ дикарь, — умные люди такъ не дѣлаютъ.

Молодые духоборы слушали съ напряженнымъ вниманіемъ и боялись проронить хоть слово. Это былъ наглядный урокъ современной русской географіи, съ тундрами и снѣгами на самомъ видномъ мѣстѣ. Противопоставленіе чистыхъ и честныхъ дѣтей природы умнымъ и безсовѣстнымъ сосѣдямъ нѣсколько соотвѣтствовало ихъ собственному положенію среди канадскихъ «англиковъ».

Было уже очень поздно. Веригинъ предложилъ, чтобы я остался съ нимъ до утра и проводилъ его на поѣздъ, но я чувствовалъ себя наполненнымъ до предѣловъ вмѣстимости и предпочелъ уйти домой. Веригинъ пошелъ провожать меня до воротъ, но на дворѣ стояла такая тихая и теплая ночь, что незамѣтно для себя онъ вышелъ изъ калитки и дошелъ со мною до угла. Кончилось тѣмъ, что мы стали ходить взадъ и впередъ по главной улицѣ, продолжая свой разговоръ.

— Пойдемте по срединѣ дороги, — предложилъ Веригинъ, — на тротуарѣ слишкомъ твердо. Я и днемъ хожу по срединѣ улицы, — прибавилъ онъ.

— А если лошадь наѣдетъ?

— Если небольшая лошадь, то ее можно и оттолкнуть! — отвѣтилъ онъ съ высоты своихъ четырнадцати вершковъ.

Излишне упоминать, что вѣрный Сеня Рыбинъ неотступно слѣдовалъ сзади. Онъ не считалъ себя въ правѣ оставить ввѣренное его попеченію «лицо» даже на одну минуту.

Я коснулся вопроса о будущемъ духоборской общины.

— Неизвѣстно! — сказалъ Веригинъ. — Можетъ, мы и не останемся здѣсь. Здѣсь все-таки холодно для насъ. Фрукты не растутъ. Насъ же и теперь въ Аргентину приглашали. Поживемъ, оправимся, накопимъ денегъ, чтобы было чѣмъ орудовать. Потомъ продадимъ землю и все и переѣдемъ, хоть въ Австралію, что ли…

— Я говорю объ общинномъ строѣ, — объяснилъ я.

— Опять-таки неизвѣстно, — сказалъ задумчиво Веригинъ. — Мы дѣлаемъ только пробу, можно ли людямъ жить другъ съ другомъ на братскомъ положеніи….

Мнѣ захотѣлось отмѣтить еще одинъ послѣдній пунктъ. Двухдневное общеніе съ этимъ замѣчательнымъ человѣкомъ, который служилъ предметомъ почтительнаго обожанія для окружавшихъ его Приверженцевъ, оставило во мнѣ чувство, которому я искалъ теперь короткое и ясное выраженіе.

— Знаете ли, Петръ Васильевичъ, — сказалъ я, — исторія сложила это дѣло въ ваши руки и на ваши плечи. Отъ васъ будетъ зависѣть, какъ развернется и окончится эта проба…

— Я — песчинка! — живо возразилъ Веригинъ. — Даже вся наша община только капля въ морѣ. Но я вѣрю, что черезъ тысячу лѣтъ человѣчество будетъ жить по такому плану и небо надъ землею будетъ яснѣе…

Это былъ невольный порывъ, и онъ противорѣчилъ вчерашней теоріи Веригина о смѣнѣ земныхъ совершенствъ. Но мы не хотѣли думать о теоріяхъ. Мы подняли головы и посмотрѣли на ночное небо, которое въ свою очередь глядѣло на насъ своими безчисленными звѣздными очами.

Что увидятъ эти звѣзды на землѣ черезъ тысячу лѣтъ?