Томагавки и алмазы

От коллеги не отставали губернаторы Мадраса и Калькутты. Как писал английский историк Маколей, вдобавок к коррупции и сдиранию налогов «сотрудники Компании подняли цены на все – от свежих яиц до протухших городов». Не кто иной, как Клайв, отнюдь не бессребреник, презрительно назвал Калькутту «Гоморрой коррупции».

Калькутта, кстати, четко делилась на две части. Чистый и ухоженный центр, «белый город», застроенный особняками, а то и дворцами служащих Компании, окруженный огромным «черным городом», скопищем неописуемых трущоб, где обитали индийцы.

Достоверно известно, что Наполеон во времена полуголодной корсиканской юности мечтал поехать в Индию и стать там набобом – вот только в его времена французу в Индии уже совершенно ничего не светило. Теми же юношескими мечтами одно время тешился и Бисмарк, но быстро этим переболел, подумав: «В конце концов, какое зло мне причинили индусы?» (чего не было в характере «железного канцлера», так это алчности на деньги).

И наконец, самое пикантное. Вдобавок ко всему Компания стала крупнейшим в регионе наркоторговцем совершенно на манер Медельинского картеля, колумбийской кокаиновой мафии. Существенная разница в том, что с картелем колумбийские власти, армия и спецслужбы хоть как-то пытаются бороться (не так уж и успешно), а Компания действовала беспрепятственно. Уже в 1729 г. на арендованных у местных властителей землях ее служащие выращивали опиумный мак, а потом продавали опиум – главным образом в Китай, но и в другие страны Юго-Восточной Азии. Сто с лишним лет поток наркоты нарастал и нарастал. К чему это привело, мы увидим в следующей книге…

По сути, Компания располагала всеми атрибутами суверенного государства, причем сильного: свои армия и военный флот, чиновничий аппарат, разведслужба, дипломатическое ведомство. Даже своя собственная денежная система: чеканившийся исключительно для обращения в Индии золотой мухур.

Но самое интересное в том, что служащие Компании богатели и богатели, высокопоставленные превращались в набобов, а сама Компания беднела. Вся прибыль уходила не на выплату дивидендов акционерам, а в частные карманы – примерно так, как у нас обстояло на «АвтоВАЗе» в период, когда там резвился Березовский. Дивиденды снижались, Компания залезла в долги государству…

В конце концов в Англии среди политиков и парламентариев послышались разговоры, что не в меру расшалившуюся Компанию пора бы и чуточку приструнить. Каюсь, я всегда отличался легким цинизмом. А потому всерьез подозреваю, что эту кампанию подогревали те, кто не имел доступа к сладкому пирогу – свое поместье Компания оберегала ревностно, все места за столом были заняты, и приставлять стулья для новых едоков большого сладкого пирога никто не собирался. И, несомненно, кто рвался в парламент – встречал серьезную конкуренцию в лице вернувшихся в Англию набобов, набитых золотом. Работала система, прекрасно нам с вами, увы, знакомая: деньги помогают получить депутатский мандат, а мандат, в свою очередь, дает возможность получить новые денежки. В общем, сынок, у пчелок с бабочками то же самое…

Тогдашняя английская избирательная система была явлением прелюбопытнейшим – и полным неприкрытого цинизма.

Начнем с того, что избирательные права имели не более чем процентов двадцать англичан (а женщины и католики их не имели вообще). Часть депутатов палаты общин проходила, как сказали бы мы сегодня, по партийным спискам. Всего она насчитывала 558 депутатов. По «квотам» шли 45 представителей от Шотландии, 24 от княжества Уэльс, 80 от графств, 4 от Оксфорда и Кембриджа. Остальные были «самовыдвиженцами» в избирательных округах, именовавшихся тогда «местечками». Какого-то единого закона о выборах не было, и потому царил разнобой: в одних местечках (самых немногочисленных) избирательным правом пользовались все совершеннолетние жители мужеского пола, в других нужно было принадлежать к определенной корпорации (гильдии, цеху) или располагать определенным имущественным цензом, в третьих право голоса имели только горожане, а на крестьян эта привилегия не распространялась.

Кроме того, существовало множество «гнилых местечек» – совсем маленьких городков и деревень, где избирателей порой насчитывалось всего-то несколько десятков. Однако они были старинными, существовавшими с раннего Средневековья, а потому имевшими право выдвигать столько же депутатов, сколько многотысячные, однако числившиеся «новыми» города вроде Манчестера с его населением тысяч в двадцать человек.

Иногда действовали вовсе уж непонятные сегодня, запутанные правила. Я так и не доискался, почему крохотная деревушка Луэ, что в Корнуэлле, имела право выдвигать столько же депутатов, сколько лондонский Сити с его несколькими тысячами обитателей – хотя Сити, безусловно, был «старинным».