Томагавки и алмазы

А вот копни раз лопатой, и ты увидишь, что тут же, под ней, кипят, клубясь, корни, свиваясь и развиваясь, как змеи. Они мешают железу проникнуть вглубь, они скрипят и рвутся под лопатой, а их так много, и, главное, это так неожиданно».

И, глядя на эти корни, героиня размышляет:

«Вы уж, конечно, не ждали, господа дворяне, того, что случилось в Повереле! Вы отобрали у мужиков королевские грамоты и на всех дорогах поставили дозоры из рыцарского ополчения. Вся Англия казалась вам пустой и гладкой, как эта придорожная земля. И все-таки парнишка из сотни Уэй, которому едва минуло восемнадцать лет, тайком пробрался из Лондона в Эссекс.

Он видел казнь Джека Строу, он собрал мужиков в Биллирикэе и Повереле, и они поклялись „или добиться свободы, или умереть за нее!“

И через четыре дня снова поднялся весь Эссекс.

Томас Удсток, граф Бэкингем и Томас Перси, окружив мужиков в лесу, перебили их без всякой жалости и сровняли с землею их дома, Джона Бола четвертовали в Сент-Олбансе, но под землей все-таки клубятся корни!»

Уж простите мне эту маленькую слабость – обширное цитирование, но я на него порой иду, когда уверен, что это пойдет на пользу книге. Кто считает иначе, пусть иначе и пишет, тут уж каждый сам себе хозяин, а читатель вправе высказывать свое мнение.

Так вот, в конце XVIII в. происходило то же самое. Властям вся Англия казалась «пустой и гладкой». Но под землей клубились корни. Прошло каких-то десять с лишним лет – и в Англии полыхнули такие пожарища и громыхнули такие бунты, каких давно, очень давно не случалось.

Но об этом подробно – в следующей книге.

«Тигры» вырвались из клеток

Приведу еще одну обширную цитату из того же романа. На мой взгляд, она просто необходима, потому что великолепно иллюстрирует кое-какие аспекты вековой ненависти простого народа к знатным господам, порой взрывавшейся мятежами, сотрясавшими всю Англию. Возможно, кто-то со мной согласится.

«Господа отлично умели разговаривать на французском языке, на нем же составляли письма и документы, а в церквах слушали латинские проповеди, в которых мужики не разбирали ни слова. Они мало интересовались мужицкими пословицами и поговорками, а между тем некоторые из них господам не мешало бы знать!

„Не сгибай чрезмерно кочерги, потому что, разогнувшись, она тебя же хлопнет по лбу“, „Не руби сук, на котором сидишь“, „Не бросай грязи в колодец, который дает тебе воду“, „Не разводи под собою огня“ – и много еще других пословиц следовало бы знать господам.

А они в течение сотен лет бросали грязь в колодцы, откуда сами черпали воду, без устали рубили сук, на котором сидели, а что касается кочерги, то они ее перегнули до отказа, и, разогнувшись, она ударила по ним же и при том с такой силой, что они не скоро придут в себя».

Вообще-то это касается не одной Англии, а любой страны, где были господа и мужики, причем и не одной Европы. Везде, где были господа, как бы они ни звались, они перегибали кочергу – и мужики, как бы они ни звались, хватались за вилы и топоры…

И однажды очередная до предела согнутая кочерга со свистом распрямилась. Причем та, от которой никто такого поведения не ожидал…

Я уже подробно рассказывал о собачьей жизни британских военных моряков – постоянные унижения, почти тюремный режим, отвратительная еда (к тому же скудная), порки плеткой-девятихвосткой, порой со смертельными исходами. Легко догадаться, что ненависть матросов к командирам копилась, копилась, копилась… Случалось, правда, очень редко, что появлялись «белые вороны» – командиры, старавшиеся относиться к матросам справедливо и человечно. Вот этих едва ли не боготворили и готовы были пойти за ними хоть в пекло. Вот только очень мало было таких, справедливых…

Хотя среди них попадались и люди в адмиральских эполетах. «Другом матросов» считался командующий Ла-маншским флотом адмирал лорд Хоу. Правда, командующим он считался чисто номинально: в море практически не выходил, на борт корабля не поднимался – семьдесят один год и жестокие приступы подагры, так что обязанности командующего флотом исполнял адмирал Бридпорт, «другом матросов» никогда не считавшийся.

Все-таки подходил к концу XVIII в., грамотных среди матросов хватало – и они посылали в Адмиралтейство множество жалоб на отвратительную еду, мизерное жалованье, тиранство и произвол командиров. Правда, практически все письма были анонимными (ага, попробуй подпишись и назови корабль!), и чиновники Адмиралтейства их просто-напросто выбрасывали, убеждая друг друга, что это все происки французских агентов, сплошные фальшивки.