— Тебя где так учили шкрябать, селёдкин сын? — бушевал боцман, загорелый до черноты жилистый мужик в головном платке, повязанном на манер разбойничавших некогда в этих местах буканьеров Франсуа д'Олонэ, тыча корявым пальцев в палубу, на которой остались ошмётки несчищенной старой краски и даже — о, ужас! — пятна ржавчины. — Как по такой халтуре красить? Чтоб оно слезло всё через неделю?
— Да я зачищу, Трофимыч, — оправдывался тощий конопатый матрос, плававший раньше на рыбаках и прозванный за это «селёдкиным сыном».
— Не зачистишь — языком будешь вылизывать! — сурово пообещал боцман.
Настроение у старого морского волка было не очень. Не нравился ему этот рейс, хоть ты тресни. Сама по себе Куба — это ещё куда ни шло (бывают заходы и хуже): Трофимычу не нравился груз и люди, сопровождавшие этот груз. Боцман не любил таинственности, от которой, как правило, хорошего не жди, а в этом рейсе таинственности было с избытком: и что везём, и куда, и зачем, и вообще. Куда — это в итоге выяснилось, но на все остальные вопросы ответов не было, и это раздражало: где это видано, чтобы боцмана, хозяина трюмов и палубы, не пускали лишний раз проверить крепление груза? А тут ещё у этого селёдкина сына руки из задницы растут…
Боцман в сердцах отвернулся и посмотрел в синеющую даль, где на штилевой воде Атлантики танцевали тысячи солнечных зайчиков. И увидел серый силуэт военного корабля, шедшего наперерез.
…На мостике «Волгодонска» американский крейсер заметили ещё раньше. Второй штурман вызвал капитана и, как требовала инструкция, зачитанная перед выходом в море, старшего сопровождающего груза. Оба появились на мостике через минуту — кэп заметно нервничал, сопровождающий был спокоен. А крейсер тем временем приблизился, лёг на параллельный курс, и…
— Требуют остановиться, товарищ капитан, — доложил штурман пересохшим голосом.
— Вижу, — отозвался капитан, не отрываясь от бинокля. Сопровождающий молчал.
— Они пишут, что в случае неподчинения откроют огонь… — голос штурмана сел до шёпота.
— Следовать прежним курсом! — властно приказал сопровождающий. Капитан бросил на него изучающий взгляд и промолчал.
Трёхорудийные носовые башни крейсера развернулись и уставились стволами на «Волгодонск».
— Следовать прежним курсом! — повторил сопровождающий. — Это приказ.
На мостике висела нервная тишина — люди ждали, что она вот-вот будет расколота взрывом двадцатисантиметрового снаряда. И тут море между «Волгодонском» и крейсером франглов вспучилось.
Из воды вынырнула чёрная покатая спина, увенчанная горбом рубки. Всплывшая субмарина походила на доисторического ихтиозавра — капитан, служивший в молодости на военном флоте, таких ещё не видел. «Атомная, что ли? — подумал он. — Чья?».
На крейсере, похоже, знали ответ на этот вопрос. Американский корабль с минуту размышлял, а потом резко отвернул и начал удаляться, вернув орудийные стволы в прежнее положение…
— Сучий п
— И бабу! — радостно осклабился «селёдкин сын». — Кубинки, говорят…
— Сексу захотелось? — оборвал его Трофимыч. — Обратись к первому помощнику — он тебя за одно намерение нарушить правила поведения вечевого моряка за границей отымеет по полной программе: два притопа, три прихлопа.
Он хотел добавить ещё кое-что, но передумал. Времена, конечно, стали помягче, но язык распускать не следует: кто его знает, как оно аукнется?
Торговый теплоход «Волгодонск» шёл на Кубу с грузом особого назначения…
…Карибский кризис был самым острым за всю послевоенную историю. Впервые возникала угроза не интересам ОША в отдалённой точке мира, а их городам — Нуво-Руану, Шамплену, Нувель-Орлеану. «Евразия» и «Океания» вплотную подошли к атомной пропасти и даже заглянули в неё, держа пальцы на пусковых кнопках. К счастью, и у Хрящёва, и у Канадье хватило благоразумия не сделать шаг вперёд. Был найден компромисс — русские ракеты были вывезены с Кубы (с «непотопляемого авианосца», на который зарился ещё Юлиус Терлиг) в обмен на вывод американских ракет из Британии.
По злой иронии судьбы, оба «спасителя мира» дорого за это заплатили. Спустя год Никита Хрящёв был отстранён от власти в результате «мирного переворота» — «новым русским боярам», помнившим времена Тимура Железного, не нужен был беспокойный и непредсказуемый царь, мешавший им спокойно наслаждаться достигнутым. А Жана Канадье просто застрелили: в «Океании» чрезмерная самостоятельность и попытки нарушить правила игры карались ещё более жёстко, чем в «Евразии».
Разделив мир на сферы влияния, Объединённые Штаты Америки и Союз Вечевых Общинных Земель балансировали на грани ядерной войны, и не началась она только лишь потому, что оба противника понимали: в такой войне победителей не будет.
А победить хотелось — и той, и другой стороне.
ИНТЕРМЕДИЯ ПЯТАЯ. Стрела Аримана