Джек.
Да.Уолмсли.
Он вас считаетТомас.
Значит, комната наконец принадлежит мне одному.Уолмсли.
Это я и хотел сказать: вам так даже лучше, мистер Чаттертон. Я знаю, вы не пренебрегаете девицами. До сих пор вам приходилось посещать район между Черинг-Кросс и Флит-Дич. Отныне вы сможете время от времени приводить к себе модистку… или кого вы предпочитаете.Томас.
Если бы не мадам Баланс…Уолмсли.
Ваша кузина ведь не надзиратель над вами… В крайнем случае ее можно обмануть.Томас.
Не будем больше об этом, мистер Уолмсли. Моя жизненная задача — писать. Совсем без девиц мне не обойтись; но они — дело второстепенное.Уолмсли.
Вы живете в порядочном доме, понятное дело. Но я также понимаю, что природа требует своего. Вы ведь не бесплотный дух, за которого вас принимает суеверный юнец, — чтобы вы поняли меня правильно.Томас.
Джек считает мою работу ненужной, видит в ней что-то мертвое; мне больно такое слышать. Тот, кто кладет кирпичи и скрепляет их раствором, делает что-то зримое, его работу не назовут призрачной. Мой же взгляд устремлен далеко, в Далекое…Уолмсли.
Мы, мистер Чаттертон, люди простые. Нам с вами остается обговорить арендную плату. Вы отныне будете один занимать лучшую комнату в доме, и наценка вполовину прежней квартплаты кажется мне справедливой. Итак, вместо трех шиллингов в неделю, как прежде, вы теперь будете платить четыре шиллинга и шесть пенсов.Томас.
Договорились, мистер Уолмсли. Что касается моего старого долга —Уолмсли.
Это не срочно, сэр. Молодые люди порой попадают в затруднительное положение… Так что не тревожьтесь.Томас.
Очень любезно с вашей стороны.Уолмсли.
Не примите сказанное в обиду, прошу вас. Мальчишка прожужжал мне все уши… На сем разрешите откланяться.Томас
Томас.
Почему мне не дают работать?! Неужто помехам не будет конца? Входите — прошу вас!Томас
Мария Рамси.
Томас! — Томас Чаттертон — обнимите же меня!Томас
Мария.
Я должна раз и навсегда освободить вас от ревности. Перестаньте преследовать бедного Фаулера сатирическими стихами! Да, он молится на меня. Но это, в конце концов, его право — учитывая, что я совсем не дурнушка и вообще многим нравлюсь.Томас.
Полли!Мария.
Я не была любовницей Фаулера, если хочешь знать.Томас.
Зато теперь станете моей возлюбленной!Мария.
Томас… Вот я и приехала. Я ведь тогда, в Бристоле, обещала тебе.Томас.
Мария… Полли… Пусть тотчас повторится то, что было между нами в прощальный вечер.Мария.
Томас… Я должна сразу же ввести твою…Томас.
От такого ограничения радость поначалу только усилится.Мария
Томас.
Полли! Что за нелепая мысль!Мария.
Она не лишена основания.Томас.
Абсолютна лишена. И совершенно бессмысленна.Мария.
Не так давно — в последний день мая, если не ошибаюсь — Томас Чаттертон, сидя в «Кофейне Тома», написал своей сестре пространное письмо, где был такой постскриптум: «В эту минуту мое сердце пронзили черные глаза некоей молодой дамы, проезжающей в наемном экипаже мимо меня. Если Любимая соизволит остановиться, ты узнаешь об этом из следующего письма».Томас.
Так значит, именно ревность была причиной твоего приезда сюда — или, по крайней мере, его ускорила?Мария.
Может быть. Я хотела посмотреть, как ты живешь. Я правильно запомнила содержание письма?Томас.
Правильно, но не полностью. Отсутствует продолжение. КоторогоМария.
Если, конечно, ты меня не обманываешь…Томас.
Я влюблен, в самом деле влюблен. Но пусть дьявол меня заберет, если я признаюсь, в кого.Мария
Томас.
В мисс Марию Рамси — в тебя, Полли!