Томек в Гран-Чако

Вильмовский вскинул изумленный взгляд. На берегу реки стоял Габоку, из-за прикрытых век наблюдая объездку коней и мулов. Вместо европейского одеяния на нем красовалась лишь набедренная повязка из кожи броненосца и ожерелье из зубов ягуара, такие ожерелья могут носить лишь охотники за ягуарами. По обычаю кубео его лицо и обнаженное тело были раскрашены красной краской. Лишь только пояс со свисающим с него револьвером объединял его с миром белых людей.

– Да это сейчас совершенно другой человек! – вполголоса произнес пораженный Вильмовский. – Даже чиригуано смотрят на него с восхищением.

– Ожерелье из зубов ягуара и повязка из кожи броненосца символизируют достоинство и отвагу, – пояснил Томек. – Видимо, чиригуано узнали в нем охотника за ягуарами. Кубео боятся этих кошачьих, потому что верят: ягуар – это злой колдун либо собака колдуна. Именно по этой причине охотники на ягуаров пользуются у большинства индейцев уважением. А чиригуано уж точно не менее суеверны, чем кубео.

Вильмовские еще немного понаблюдали за объездкой верховых лошадей. Длинная Рука заверил путешественников, что коней и мулов будут заводить в воду по нескольку раз на день и вскоре они смирятся со своей судьбой.

Вернувшись в лагерь, Томек и Збышек застали своих жен в отличном настроении.

– Жалко, мальчики, что вас не было, когда молодые женщины чиригуано пришли нас навестить, – приветствовала их Наташа.

– Ну и как же вы с ними объяснялись? – смеясь, спросил Збышек. – На пальцах?

– А вот и ошибаешься! – возразила Наташа. – Господин Во Мэнь переводил нам.

– Верно, забыл о нем! А почему мы с Томеком должны жалеть, что нас не было?

– Натка, не говори им! – вмешалась Салли. – Они будут надо мной смеяться!

– Салли, любимая, неужто бы я посмел? – уверил ее Томек.

– Скажи, скажи! Любопытство меня просто сжирает, – не отставал Збышек.

– Ну ладно, скажу, – решила Салли. – Женщины чиригуано выразили сочувствие нам с Наткой.

– Почему это? – поразился Томек.

– По их мнению, наши мужья заставляют нас прикрывать верхнюю часть тела, потому что у нас некрасивая грудь. Они же гордятся своей грудью и не закрывают ее, – объяснила Салли.

– Ну так вы легко могли вывести их из заблуждения. – Збышек с трудом подавил смех.

– Именно так я и поступила, – призналась Салли. – Завела их в палатку и сняла рубашку.

– А они что? – спросил развеселившийся Томек.

– Ну а что они?.. Сказали, все у меня в порядке. Но они все равно не понимают, зачем скрывать то, что украшает прекрасную девушку.

– Браво, Салли! – воскликнул Томек. – На твоем месте я поступил бы точно так же.

– Ничего удивительного, что сожаления индианок так вас развеселили, – сказал Збышек. – Это вы должны бы им сочувствовать. Здешние женщины – собственность мужчин, никто с ними не считается.

– Ты прав, мы это прекрасно знаем, – согласилась Наташа. – Мы погуляли по деревеньке, посмотрели, чем занимаются женщины. Ведут домашнее хозяйство, приносят воду, собирают хворост, возделывают делянки и воспитывают детей, а мужчины в это время строят из себя властелинов.

– Ужасные лентяи! Даже объездку лошадей спихнули на мальчишек, – прибавила Салли. – У мужчин этого племени я вижу только одно положительное качество – они, кажется, редко бьют своих жен.

Так, за отдыхом и беседами, участники экспедиции провели три дня. Чиригуано по нескольку раз в сутки заводили лошадей и мулов в реку. На четвертое утро Длинная Рука объявил, что уже можно седлать и взнуздывать животных. Все отправились на берег смотреть, как впервые будут седлать коней и мулов. Томеку нужно было также выбрать лошадей для девушек.

Измученные не одним днем купания в реке, скакуны почти не сопротивлялись. Лишь один жеребец изабелловой[120] масти не подпускал к себе людей, хотя два индейца и держали его арканами, заброшенными ему на шею. Втягивая раздутыми ноздрями воздух, конь прядал ушами. При попытке приблизиться к нему он рыл землю копытами, вскидывался на задние ноги, колотя в воздухе передними. Индейцы уже теряли терпение от упорного сопротивления жеребца.

В конце концов Длинная Рука в гневе отдал какое-то приказание. Двое индейцев побежали в деревню и вскоре вернулись с бола.

– Они хотят повалить коня на землю, – обратился Вильмовский к сыну, – и переломать ему ноги. Давай лучше откажемся от этого великолепного жеребца.

Томек насупился. Бола теперь использовали как оружие для охоты, но когда-то это считалось страшным боевым оружием. На длинном шнурке с двумя-тремя разветвлениями на конце крепились обтянутые кожей каменные либо железные ядра. Им пользовались подобно лассо, от которого оно отличалось тем, что вместо петли тяжелые ядра, подвешенные на ремне, обвивались вокруг ноги, придерживая ее, и от этого животное валилось на землю. Но достаточно было чуть-чуть ошибиться, и ядра ломали кости. Такое легко могло случиться и с жеребцом, который то замирал на одном месте, то лягался, метался вправо и влево. Не помогало и затягивание арканов у него на шее.

Двое чиригуано уже начали готовиться к применению бола.

– Во Мэнь, скажи им, чтобы прекратили! – воскликнул Томек.