Томминокеры

Гробовая тишина на другом конце провода. Муза покинула мистера Морана навсегда.

Рут тоже помолчала, превозмогая нахлынувшую волну дурноты, когда Даггет кончил обрабатывать рваную рану спиртом и наложил поверх нее легкую стерильную повязку.

– Если вы все же решитесь прибегнуть к покровительству закона, как думаете, сумеет ли мой адвокат найти свидетеля, что ваша собака уже кого-нибудь покусала? – На том конце промолчали.

– А то и двоих свидетелей?

Еще более глубокая тишина.

– Или троих?

– Да пошла ты, сучка высоколобая, – неожиданно выдал Моран.

– Что ж, – подытожила Рут, – хотя нашу с вами беседу приятной назвать нельзя, но послушать, как вы излагаете свою точку зрения, было весьма поучительно. Порой начинаешь верить, что ты заглянула в самую глубину колодца человеческого невежества; полезно время от времени вспоминать, что это явно бездонный источник. А теперь, боюсь, я вынуждена повесить трубку. Мне нужно было зайти еще в шесть домов за пожертвованиями, но, похоже, с этим придется повременить. Сегодня меня будут зашивать в больнице Дерри.

– Надеюсь, вас там зарежут к чертовой матери, – высказался Моран.

– Понимаю ваши чувства. И все-таки постарайтесь помочь Обществу, чем сумеете. Вам будут признательны за любой взнос. Только объединив усилия, человечество сможет победить рак уже при жизни этого поколения. Даже вздорные, вонючие, дебильные выкидыши вроде вас вполне способны принять в этом участие.

Мистер Моран так и не обратился в суд. Неделю спустя Рут получила от него конверт на имя Общества по борьбе с раковыми заболеваниями, высланный – умышленно, как она подозревала, – без марки, наложенным платежом. Внутри лежала банкнота с большим коричневым пятном посередине. «Я ЕЮ ПОДТЕРСЯ, СУЧКА!» – торжествующе гласила записка. Буквы были огромные, с наклоном в разные стороны, как у первоклассника с нарушением мелкой моторики. Рут взяла банкноту за уголок и сунула в машинку вместе с утренней порцией грязного белья. А когда достала (причем в идеально чистом виде; похоже, помимо многих вещей, мистер Моран не имел понятия и о том, что дерьмо отстирывается), то еще и прогладила. Теперь бумажка даже хрустела, точно вчера была выпущена из банка. Убрав ее в парусиновую банковскую сумку для пожертвований, Рут аккуратно вывела в записной книжке: «Б. Моран. Взнос: один доллар».

3

Городская библиотека Хейвена. Общество по борьбе с раковыми заболеваниями. Конференция малых городов Новой Англии. Рут трудилась на благо Хейвена во всех этих организациях. А еще была активной прихожанкой методистской церкви. Редкий совместный ужин общины обходился без ее фирменной запеканки, а благотворительная распродажа выпечки – без пирога или хлебцев с изюмом. Кроме того, Рут была задействована в школьном совете и в комитете по школьным учебникам.

Люди только диву давались, как она все успевает. В ответ на прямые вопросы миссис Маккосланд с улыбкой отвечала, что всегда верила в поговорку: «Наши руки – не для скуки». Вы могли бы подумать, что при такой насыщенной деятельности в ее жизни не оставалось места для увлечений… Но их было даже два. Рут обожала читать (особенно вестерны Бобби Андерсон; она собрала их все, причем с личным автографом автора на каждом романе) и коллекционировала кукол.

Психиатр усмотрел бы во втором увлечении отголоски нереализованной мечты о детях. Рут, никогда не понимавшая, для чего существуют психиатры, не стала бы возражать… до определенной степени. Сказала бы только: «Какая разница, если мне от этого легче? А я считаю, что счастье, в отличие от тоски, обид или ненависти, как можно дольше не стоит анализировать».

Переселившись в Хейвен, они с Ральфом поначалу делили один рабочий кабинет, хотя размеры дома позволяли не мелочиться: супругам просто нравилось проводить вместе вечера. Когда-то это были две комнаты, но муж снес разделявшую их стену. Получилось помещение, превосходившее размерами даже гостиную внизу. Ральф разместил там свои коллекции монет и спичечных этикеток, книжный стеллаж от пола до потолка (никакой художественной литературы, в основном военная история) и старинное бюро с убирающейся крышкой, которое Рут сама отполировала.

А потом соорудил для нее так называемую школу.

Года за два до появления первых мигреней он заметил, что жене явно не хватает места для кукол (они даже сидели рядком на ее рабочем столе и время от времени, когда Рут печатала, сваливались на пол). Они занимали скамейку в углу, бесцеремонно свешивали ножки с каждого подоконника, но посетителям все равно приходилось, опускаясь на стул, брать троих или четверых на колени. А посетители шли один за другим: Рут, кроме прочего, была еще нотариусом, и к ней постоянно наведывались желающие заверить купчую или долговое обязательство.

Словом, к Рождеству Ральф смастерил дюжину игрушечных скамеек со спинками. Жена пришла в восторг: они напомнили ей о собственной школе в Кросмэн-Корнер, состоявшей из одного класса. Красиво расставив скамеечки, Рут рассадила кукол, и с того дня за этой частью кабинета утвердилось название «школа».