Однако всем в городе перемена пришлась по вкусу, практически восхитила. Ну еще бы. И вот сегодня преподобный Гурингер, раздувшись от гордости, щелкнул новым переключателем в ризнице, и над Хейвеном поплыл перезвон, оглашая небеса знакомыми гимнами. Колокола теперь можно было программировать, так что Лестер заранее подобрал любимые произведения Рут, в том числе старенькие методистские и баптистские песни вроде «Что за друга мы имеем» и «Вот мир Отца Моего».
Преподобный Гурингер отошел, потирая руки, и стал наблюдать, как «под звон колоколов, под их зов, зов, зов»[100]
люди тянутся к церкви – кто группами, кто по двое, по трое.– Эх, чтоб мне! – воскликнул он от избытка чувств.
Лестеру никогда еще не было так хорошо. И он собирался отправить Рут в мир иной со всеми полагающимися почестями. Это будет не прощальная речь, а пирог с повидлом.
В конце концов, ее все так любили.
Звон колоколов.
Дэйв Рутледж, старейший из горожан, приложил раскрытую ладонь к уху и беззубо улыбнулся. Он улыбнулся бы в любом случае, даже если бы от церкви донеслась ужасная какофония. Все равно, что слушать; главное –
К началу июля Дэйв был практически слеп. Кровь бегала по жилам все хуже, побледневшие ноги совсем лишились тепла. Как-никак, а Рутледжу стукнуло девяносто. Старый пес. Однако за этот месяц и слух, и кровообращение заметно улучшились. Ему даже стали давать на десять лет меньше. Господи, да он и
Под звон колоколов, под их зов, зов…
В январе помощник конгрессмена Бреннана – тот, что приехал на погребение, – находился в округе Колумбия и познакомился там с юной красоткой по имени Аннабель. Этим летом она переехала в Мэн вместе с ним, а нынешним утром решила сопроводить и в Хейвен. Поначалу она раскаялась в этом своем решении, особенно когда ее начало мутить в забегаловке посередине завтрака. И все из-за повара, страшно похожего на Чарльза Мэнсона[101]
, только дряхлее и толще; когда на него не смотрели, тот улыбался такой подозрительной лукавой ухмылочкой, что вы невольно задумывались: нет ли в омлете щепотки-другой мышьяка? Но зато колокольный перезвон и знакомые гимны, которых она не слышала с самого детства, совершенно очаровали гостью.– Боже мой, Марти! Откуда в этой глухомани – и вдруг такая роскошь?
– Ну, может, здесь помер богатый турист и составил завещание в пользу города, – лениво отмахнулся политик. Меньше всего его сейчас интересовала музыка. Сразу же на границе Хейвена у него началась мигрень, и боль с тех пор лишь усиливалась. Мало того, десна вдруг закровоточила. В их семье многие мучились пиореей; не хватало только пополнить ряды страдальцев. – Давай, идем уже в церковь.
«Покончим с этим скорее, отправимся в Бар-Харбор и наберемся до чертиков, – мысленно прибавил он. – Господи, ну и мерзкий же городишко!»
Они двинулись под руку: дама в черном (правда, она успела игриво шепнуть ему на ухо по пути, что внизу – белоснежное шелковое белье… или скорее
– Марти, смотри! Часы!
Ее палец уткнулся в башню городской ратуши. На миг показалось, что солидное строение из красного кирпича почему-то заколыхалось в воздухе. Голова Марти разболелась еще сильнее. Может, глаза перенапряглись? Он проверялся три месяца назад и тогда же услышал, что с его зрением только реактивным истребителем управлять, но вдруг это просто ошибка? Да сейчас половина профессионалов Америки сидит на кокаине! Кажется, Марти читал об этом в журнале «Тайм»… И почему это мысли так странно блуждают? Наверное, дело в колоколах. Звуки множились в голове, отдаваясь эхом. Десять, сотня, тысяча, миллион колоколов – и все дружно играли «Встретимся ли мы с тобою, где святые».
– Ну что там с часами? – бросил он раздраженно.
– Да стрелки какие-то странные. Словно бы… нарисованные.
Под звон колоколов, под их зов, зов…
Эдди Стэмпнелл из казарм Дерри встретил знакомого из Ороно, Энди Райдаута. Оба знали покойницу и симпатизировали ей от души.
– Приятная музыка, да? – произнес Эдди не без сомнения в голосе.
– Наверное, – обронил Энди. – Я все думаю про Бента и Джинглса, которых порешила парочка местных конченых психов, а потом закопала где-нибудь на картофельном поле, так что по мне сейчас – хоть колокола, хоть треск помех из приемника. Похоже, Хейвен стал несчастливым местом. Нутром чую, пусть это и глупо звучит.
– Моей голове здесь точно не повезло, – посетовал Эдди. – Она просто зверски раскалывается.
– Покончим с этим и уберемся, – ответил Энди. – Да, Рут была хорошим человеком, но ее больше нет. И, честно сказать между нами, без нее я тут и четверть часа лишних не собираюсь задерживаться.