– Ну что, пойдем проверим, разродилась ли наша золотая жила, – предложил Гард. Ему было хорошо как никогда. Впервые за последние дни, месяцы и даже годы. Этот срыв – то, что он накричал на Эндерса, – принес ему небывалое облегчение.
– В каком смысле?
– А-а, пустое, – буркнул Гард и направился к котловану. Он заглянул вниз, высматривая воду и прислушиваясь к плеску. Похоже, на этот раз им улыбнулась удача.
Внезапно его осенило, что опасно вот так поворачиваться спиной к человеку, которому он только что заехал кулаком в челюсть. Тому ничего не стоит сейчас разбежаться и столкнуть его в яму, было бы желание. Воображаемая картина сопровождалась мысленным комментарием: «Распускать руки – серьезная ошибка».
Оглядываться Гард не стал: сейчас его переполняло необъяснимое и не совсем уместное ощущение покоя. Да, положеньице незавидное, и зеркала заднего обзора тут не спасут.
Наконец он обернулся. Эндерс стоял возле навеса и щурился, как обиженный кот. Судя по всему, он находился в телепатической связи со своей мутирующей братией.
– Можно поинтересоваться? – сладким голосом окликнул его Гард. – Там внизу много обломков. Так что, вернемся к работе или продолжим обмен любезностями?
Эндерс зашел под навес, взял прибор для левитации, с помощью которого перемещали особо крупные глыбы, и направился к Гарду. Тот взвалил рюкзак на плечи и двинулся к стропам, бросив через плечо:
– Не забудь меня вытащить, когда крикну.
– Не забуду.
Гарду показалось, что в глазах Эндерса блеснул недобрый огонек – а может, это был лишь блик от очков. С удивлением Гарденер понял, что ему в общем-то все равно. Сунул ногу в канатную петлю и затянул ее, а Эндерс потопал к лебедке.
– Помни, Джонни. Участие.
Не проронив ни слова, Джон Эндерс стал опускать его на дно.
Последний акт исступленного безумия в Хейвене совершил Генри Бак, известный в узких кругах под именем Хэнк. Случилось это воскресным утром в четверть двенадцатого.
Как справедливо заметил Эндерс в разговоре с Гардом, в Хейвене народ вспыльчивый. Это подтвердила бы и Рут Маккосланд. Когда пропал Дэвид Браун и все хейвенцы бросились его искать, лишь благодаря Рут с ее нравственными установками, которые она ревностно блюла до последнего вздоха, дело обошлось парой тычков и оплеух.
Вообще-то вспыльчивость – это еще мягко сказано. Здешний народ сошел с ума.
Нервы были натянуты до предела, город напоминал пороховой погреб – только поднеси спичку, и все взлетит на воздух. Так бывает при утечке газа, когда для взрыва достаточно малейшей искры. Мальчишка-посыльный, так некстати нажавший кнопку дверного звонка, становится невольным участником трагедии.
Искра не проскочила, взрыва не последовало. Отчасти в том была заслуга Рут, отчасти – Бобби. Старожилы наведывались в сарай, полдюжины мужчин и одна женщина. Они-то и помогали всем остальным пройти начальную – и самую трудную фазу – «обращения». Так в шестидесятых хиппи-гуру проходили с новичками их первый трип на кислоте.
К счастью, «большого взрыва» в Хейвене не произошло, что не могло не сказаться на судьбе жителей Мэна, Новой Англии, Американского континента, а то и всей Земли. Я не стану утверждать, будто бы в целой вселенной не сыщется мертвых планет, бессмысленных гигантских головешек, погибших из-за того, что в какой-нибудь прачечной очередной проклятущей дыры кто-то забил своим бельем чужой барабан. И если наступит конец всему живому, никто вам не скажет, когда и как это произойдет. Одно ясно наверняка: каким-нибудь прекрасным июньским днем мир мог содрогнуться, когда в Хейвене, богом забытом городке штата Мэн, разразился скандал по поводу того, чья очередь платить по кругу за послеобеденный кофе.
Разумеется, мир может запросто погубить себя собственными силами, по совершенно незначительному с точки зрения световых лет поводу. И тем, для кого мы – лишь точка на оси Млечного Пути Малого Магелланова Облака, покажется совсем не важным, оставят ли русские за собой нефтяные месторождения в Иране и решит ли НАТО разместить американские боеголовки в Западной Германии. Как и то, чья очередь платить за пять кофе с плюшками. Ведь если мыслить в галактических масштабах, это одно и то же.
Как бы там ни было, а трудный период в жизни Хейвена закончился с наступлением июля. К тому времени практически все горожане лишились зубов, и начались другие, куда более загадочные мутации. У тех семерых, кто посещал сарай Бобби, причащаясь к великому Нечто, ждущему их в зеленом свечении, изменения стали проявляться десятью днями раньше, о чем они благополучно умалчивали.
Учитывая природу мутаций, это было мудрым решением.
Жестокую месть Хэнка Бака можно считать последним актом исступленного безумия, охватившего Хейвен. Об этом эпизоде стоит упомянуть отдельно.