Томские трущобы

Город тонул в грязи и тумане дождливых дней, также пасмурно было в розовом тумане приюта любви и наслаждения. Сама хозяйка этого гнездышка, после полученного печального известия о трагической кончине своего возлюбленного, опустила руки и на все окружающее смотрела безучастно и равнодушно. Стала запивать чаще, чем прежде, и в размерах, пугающих Ивана Семеновича. Тщетно он старался добиться у Кати, что за причина такого неудержимого, мрачного настроения и молчаливого пьянства. Она молчала, замкнувшись в себе и продолжала топить тоску в вине. Кочеров терял голову. С одной стороны скверные денежные дела, задолженность, запутанность в делах, с другой - непонятная ему перемена в характере и поведении любовницы, - все это вышибло его из колеи. Как человек со слабой инертной волей, Кочеров, не отдавая себе отчета в своих поступках, быстро и неуклонно двигался по роковому пути к гибели. Окончательный разрыв с семьей и со своим прошлым был для него ничто, по сравнению с боязнью потерять Катю. А чувство это за последнее время все чаще и чаще пробуждалось в душе его. Жизнь, сопряженная с большими расходами на покрытие всех требований любовницы, не могла продолжаться долго. Денег достать было негде. Возможный кредит был весь исчерпан. Точно предчувствуя возможную близость разрыва, Катя в последнее время возобновила знакомство с Орлихой, принимая ее у себя и сама пропадала у нее по целым дням. Все это очень не нравилось Кочерову, но он был совершенно бессилен предпринять что-либо против этого... Так обстояли дела, когда в один темный вечер, после дня, проведенного в безуспешных поисках денег, Кочеров усталый, весь забрызганный грязью, подъехал к воротам Кати. Нижний этаж этого дома, в котором помещался трактир, был ярко освещен. Полосы мутного света падали из окон на грязный тротуар. Рассчитавшись с извозчиками, Кочеров с горечью убедился, что весь его капитал не превышает теперь пяти рублей.

- Скверное дело! - подумал он, поднимаясь на скользкие ступеньки грязного крыльца. - Если завтра не найду денег, дело дрянь.

Он прошел через трактир и поднялся по лестнице наверх.

- Дома Александр Иванович? - спросил он мимоходом у встретившегося полового.

- Дома... Никак у себя, чай пьют!

- Гм, хорошо... Ты подашь нам шашлыка и водки. В комнату Екатерины Михайловны. Понял?

- Как не понять, - тряхнул головой официант. - А только хозяин...

- Ну чего там хозяин, - сердито перебил его Кочеров. - Делай, что тебе говорят.

Иван Семенович прошел по коридору, слабо освещенному чадящей лампочкой к дверям Катиной комнаты. Двери были полуоткрыты и в темной комнате царила глубокая тишина.

- Ты спишь, Катя? - вполголоса спросил он, входя в комнату.

- Нет, - кратко ответила Катя.

Она сидела на подоконнике одного из окон, выходящих на улицу. Слабый свет уличного фонаря проникал в комнату. В его слабом отблеске неподвижно чернел силуэт Кати.

- Чего это ты впотьмах сидишь? Постой, я сейчас зажгу лампу... Ты обедала уже?

- Не зажигай огня... не надо... - медленно и устало выговорила Катя.

- Почему это? - удивился Иван Семенович.

- Так... опротивело мне смотреть на эту комнату... Эти стены душат меня...

В слабом надломленном голосе девушки слышалась глубокая печаль, тоска и страстное желание покоя. Кочеров не на шутку испугался.

- Что с тобой, моя Катя! - нежно и тихо заговорил он, подвигая стул к окну и садясь у ее ног. - Здорова ли ты, Катя, у тебя холодные руки... Дай мне их. Я согрею твои пальчики...

Девушка молча освободила руки и спрятала их под шаль, накинутую на плечи.

- На улице холодно... грязно?.. - спросила она после некоторого молчания.

- Да, скверная погода!

- Я сегодня целый день сидела на окне и все смотрела на улицу... Даже не пила против обыкновения. Все это надоело...

- Какая ты сегодня странная: точно спишь с открытыми глазами!

- Все надоело, - продолжала она, прижимаясь лицом к холодному стеклу окна. - Внизу весь день шумели... Орали песни, а я сидела... смотрела на улицу... и думала...

- О чем ты думала, моя радость? - попробовал пошутить Иван Семенович.

- О многом... тебе это незачем знать... У тебя и своих забот довольно! - оборвала она, поднимаясь с места. - А вот что я надумала скажу. Жила я шумно, весело, так и дальше хочу жить. А не придется - не надо... Лягу и усну... - В ее последних словах прозвучала твердая решимость человека, призывающего смерть. - Довольно! Не говори мне больше ничего! Можешь зажигать лампу и делать, что тебе заблагорассудится. Ты ведь еще хозяин в этой комнате!

На другой день Кочеров вновь пустился в поиски кредита. Когда он уходил, Катя уже не спала. Она, молча, курила папиросы и смотрела усталым равнодушным взглядом. Поздно вечером Кочеров вернулся. На этот раз старания его увенчались успехом: ему удалось достать, правда, под чудовищные проценты, некоторую сумму. Веселый и оживленный вошел он к Кате, торопясь поделиться приятным известием... Кати в комнате не было. Когда он зажег лампу, то первое, что бросилось ему в глаза, был конверт, написанный ею, лежащий на столе. Она писала ему: