— Ты здесь в первый раз, да, милашка? — осведомилась Джуэл, и голос ее благодаря южному выговору звучал с особой искренностью.
Они сидели на скамье в стальной клетке, где помимо них обретались еще одиннадцать несчастных. Нола лишь кивнула в ответ.
— Слушай, — сказала Джуэл. — Эти сучки, что здесь заперты, могут выглядеть какими угодно мерзкими, но внутри все мы одинаковы. Ты понимаешь, о чем я?
— Догадываюсь, — прошептала Нола.
— Держи хвост пистолетом. — И Джуэл похлопала Нолу по колену. — Здесь, чтобы выжить, надо быть сильной.
Нола кивнула, беспрестанно вертя в пальцах крошечный медальончик с изображением святого Христофора — при личном досмотре полиция почему-то его упустила. Медальончик когда-то принадлежал ее матери, а до нее — бабушке.
— Кто этот парень? — спросила Джуэл.
— Мой святой-хранитель, — сказала Нола и вытащила медальон из-под блузки, чтобы Джуэл могла получше его разглядеть. — Он повсюду со мной.
— Какой хорошенький! — трансвестит нес — несла? — явную околесицу.
И, подцепив наманикюренным пальцем медальон, сорвала его вместе с цепочкой. После чего затолкала святого Христофора в рот и без всяких усилий проглотила. Вся камера разразилась одобрительными воплями и аплодисментами.
— Отдай! — Нола в отчаянии барабанила маленькими кулачками в грудь Джуэл. — Черт побери, отдай сейчас же!
— Вот как пойду в сортир, так сразу и отдам! — И Джуэл отскочила в сторону.
Вскорости бритый наголо полицейский отвел Нолу наверх, в комнату для допросов — ужасную, без окон, — и приковал наручниками к стулу, в свою очередь, привинченному болтами к полу. Нола положила голову на стол и заплакала. Так она и плакала без остановки — пока не заснула.
Полицейский вернулся в сопровождении парня Нолы, Рауля, тоже скованного по рукам и ногам. Шоколадно-карий взор Рауля на секунду встретился с Нолиным взглядом, а потом он только мрачно смотрел в пол. Принесли еще один стул. Полицейский пристегнул к нему Рауля и, не говоря ни слова, снова вышел, громко хлопнув дверью.
Нола прислонилась к столу, стараясь как можно ближе подобраться к Раулю. На ее взгляд, он был самым симпатичным из встречавшихся на ее жизненном пути парней: со светло-оливковой кожей, столь же хороший в постели, как и за ее пределами, улыбчивый, а его веселый смех поднимал ей настроение с тем же неизменным успехом, что и любимые песенки. Ну и пусть образования у него никакого, а на жизнь он зарабатывал тем, что мыл посуду за пять с полтиной в час. И пусть ее друзья-приятели подшучивали над ней — он был настоящим, честным и добропорядочным человеком, он относился к ней по-доброму, внимательно и с уважением, и она собиралась держаться за него, насколько это было возможно.
— О Господи, — прошептала она. — Что они с тобой сделали?
Его выразительные глаза наполнились слезами.
— У меня большие неприятности, — ответил он.
— Почему? Боже мой, а у тебя что случилось?
— Они собираются меня депортировать, — простонал Рауль.
Нола потеряла дар речи.
— Я после работы зашел к тебе, — объяснил он, — а там было полно полицейских. Они меня усадили, начали задавать разные вопросы, а один потребовал документы. Ну, посмотрели и увидели, что срок моей «зеленой карты» истек.
— Боже мой! Что ж ты ее не продлил! — И Нола снова залилась слезами. — О нет, нет, нет! — рыдала она.
— Они сказали, что ты обманывала казино, — продолжал Рауль, — и если ты не сможешь доказать свою невиновность, они меня вышлют.
— Но это все вранье! — вскричала Нола. Слезы, словно частый дождик, капали на стол. — Никого я не обманывала! Как они могли такое сказать? Я проработала там целых десять лет!
— Знаю, — Рауль понизил голос. — Я им сказал: моя малышка, она никогда никого не обманывала, у нее золотое сердце. Но они меня не слушали. Они сказали, что точно знают: ты виновна. Просто на все сто.
— Да я действительно ничего такого не делала! — воскликнула Нола, и слезы струей брызнули у нее из глаз. — Клянусь могилой матери! Тот парень каким-то образом знал все мои карты! — В отчаянии она принялась раскачиваться взад-вперед. — Я ничего поделать не могла. Почему ж тогда Уайли не убрал меня от стола, если думал, что я жульничаю?
— Не знаю, детка, не знаю, — теперь в голосе Рауля появились прежние, всегда так благотворно действовавшие на нее нотки.
— Я буду стоять на своем, — заявила Нола: отчаяние уступило место решимости. — Я ничего не делала. Я не общаюсь с шулерами, у меня совершенно чистое досье. Я десять раз становилась дилером месяца! У них ничего на меня нет, никаких улик. Они сами упустили этого типа, а взамен арестовали меня. В суде у них этот номер не пройдет!
— Я и сам уже им об этом говорил, — сказал Рауль.
— А они что?
— Они сказали, что если ты откажешься им помогать, они возьмутся за меня, — и Рауль помолчал, в надежде, что она передумает и изменит свою позицию: дома, в Тихуане, у него оставались мать и две сестренки, которые зависели от его еженедельных денежных переводов. — Ты точно никогда раньше этого типа не видела?
— Богом клянусь, Рауль, никогда в жизни.
Ее возлюбленный нашел в себе силы засмеяться: