— Ну что ж, — сказал он. — Тогда, детка, думаю, нам пора сказать друг другу «адиос»[14].
— Знаете, чем мексиканцы похожи на бильярдный шар? — спросил лейтенант из полицейского управления Лас-Вегаса. Он вплотную придвинулся к зеркальному окну в комнату для допросов. Хиггинс и Валентайн устроились чуть поодаль на раскладных стульях.
Хиггинс нахмурился:
— И чем же?
— Чем сильней по ним бьешь, тем лучше они понимают английский.
Этого мордатого лейтенанта звали Пит Лонго, и был он законченным мерзавцем. Вместо того, чтобы должным образом допросить Нолу, он предпочел шантажировать ее высылкой Рауля. Это был грязнейший из приемов, и потому полицейское управление Лас-Вегаса заслуженно пользовалось крайне дурной славой.
— Вовсе не смешно, — сердито произнес Хиггинс. — Наверное, мне следует записать вас на занятия по преодолению этнических и культурных предрассудков, которые проводятся в нашем департаменте.
— Чихать я на ваши курсы хотел, — заявил Лонго. Он закурил и нагло выдохнул дым им в лицо. Его бесило, что Хиггинс привел с собой еще одного детектива, пусть и отставного, и Лонго не собирался делать вид, что ему все равно.
— Ваши шутки оскорбительны, — сказал Хиггинс. Лонго снова с явным удовольствием затянулся:
— Я подумываю о том, чтобы снять обвинения.
— Черта с два! — рявкнул Хиггинс.
— Но еще утром вы говорили, что она невиновна, — возразил Лонго.
— То было утром.
— Позвольте, позвольте, — возразил лейтенант. — Утром вы говорили, что Комиссия по игорному бизнесу не заинтересована в задержании Нолы Бриггс. Сейчас же вы просите задержать ее. Что-то я не понимаю.
— А я передумал, — ответил Хиггинс. — Вам-то что с того?
— У вас как в той песне, — хихикнул Лонго, — «Уйти мне или остаться?». Решите, наконец.
— Вот я и решил.
— Но я не собираюсь предъявлять ей обвинение, — упорствовал Лонго. — В деле полно дыр.
Хиггинс встал, подошел к Лонго вплотную:
— Прекрати валять дурака, Пит. Я прошу расследовать это дело, как и любое другое дело о мошенничестве. И если потребуется, я сам пойду к судье.
Лонго ухмыльнулся и заговорил намеренно ровным тоном:
— Твое право, Билл, но позволь мне кое-что тебе напомнить. Меня уже тошнит от всех этих типов вроде Ника Никокрополиса, которые взяли моду указывать мне, кого арестовать, а кого — нет. И так уже мои люди только и заняты этими вашими казино и всем, что с ними связано. А у них и на улицах забот хватает — торговцы наркотиками, банды всех мастей, которые в последнее время хлынули сюда из Лос-Анджелеса. То, что это вот дело в суде поплывет, тебя, похоже, не волнует. Зато волнует меня. Как я уже сказал, занимайся им сам.
Что за речь, подумал Валентайн. Похоже, Лонго давно ее готовил и вот наконец высказался. Все так, но ему ли читать нотации? Судя по брюху, Лонго себя погоней за торговцами наркотиками тоже не утруждал.
— Рад, что хоть в чем-то мы пришли к согласию, — сухо ответил Хиггинс.
— Течет ваше дельце, течет. — Лонго ткнул толстым пальцем в рыдавшую за стеклом блондинку. — Вот объясни мне, как так получается: хорошо, она ободрала «Акрополь», так почему ж тогда со своими денежками не сбежала? Нет, вместо этого вернулась домой, приготовила себе пожрать и улеглась смотреть мультики. Я что, один-единственный не вижу в этом никакой логики?
Хиггинс залился краской, отчего его физиономия стала еще более грозной. В воздухе запахло настоящей дракой, и Валентайн с тоской подумал о том, как хорошо было бы сейчас оказаться в гостинице, сыграть партию-другую на бильярде, а еще лучше — соснуть. Подавив зевок, он глянул на Нолу Бриггс, которая по-прежнему рыдала в голос. Она была по-настоящему красива — из тех, кто заставляет мужские сердца биться быстрее. Валентайн перевел взгляд на висевшие на стене часы: ее парня привели в камеру десять минут назад.
Вытащив из кармана две монетки, Валентайн швырнул их на пол. Лонго уставился на него так, будто мечтал откусить ему голову.
— В чем дело? — рявкнул он.
— Извините, что перебиваю.
— Говорите уж!
— На меня только что снизошло прозрение.
— Что-что? — взревел Лонго.
— Откровение снизошло. Момент истины.
— Снизошло, говорите?
— Вот именно.
— Уж соблаговолите поделиться своим откровением с нами грешными.
— Нола виновна на все сто процентов, — заявил Валентайн.
Лонго чуть в воздух не взвился:
— И как это вы, тут сидя, поняли?
Валентайн подошел к стеклу и посмотрел на Нолу: та самозабвенно рыдала, словно ребенок, потерявший денежку на школьный обед. Валентайн указал на нее.
— Так себя невиновные не ведут, — объяснил он. — Только посмотрите, какое она тут представление закатила! Любой другой вопил бы и требовал адвоката. А она — ничего подобного. Просто сидит, прекрасно зная, что за ней наблюдают, и твердит, что ни в чем не виновата. И вовсе не полицию она пытается убедить — полиции-то до этого нет никакого дела. Она пытается убедить нас! Ну уж нет, невиновные ведут себя по-другому.
Вот что значит прозрение! И у Лонго, и у Хиггинса настроение сразу изменилось, злобы как не бывало.