Тонкая грань

– Надо же. Я, по сути, живу 364 дня в году, для того чтобы наступил этот день. Зачем я так жду его каждый раз вот уже четыре года, если сегодня я бы всё отдал за то, чтобы этот день никогда не наступил – ни в прошлом, ни в будущем? – проговорил Александр, обращаясь, не то к календарю, не то к самому себе. – Странная штука – мозг, а может это только я один такой, странный.

В момент, когда он протянул руку, чтобы сорвать лист, сердцебиение его участилось, в горле встал ком, под ложечкой щемило. И всё же те доли секунды, пока на календаре висит лист с 12-м числом, были для него тихой гаванью, защищавшей от опасных волн его судно, хоть оно и было, относительно прочным. Но пред ликом вод океана любое судно – лишь пыль, песчинка; едва заметная толика огонька под названием жизнь. И если ей посчастливится не столкнуться с чарующей, завораживающей природой – лишь наблюдая за ней со стороны и не испытав ее поистине великую силу на своей шкуре, толика вышеупомянутого огонька, так уж и быть, продолжит свое бренное существование.

В голове вихрем прокрутилось с десяток мыслей, последняя из которых: «И всё же, пока я вижу перед собой только 13…» – не была окончена. Перед ним был календарь, жестоко и бесповоротно гласящий: «13 января. 2020 год». Тяжёлый вдох-выдох через рот. Сердце колотится, глаза налились багрянцем. Тело непослушное: оно по своей воле рухнуло на колени с застывшей левой рукой на уровне груди, в которой он держал сорванный лист.

Со стороны, могло показаться, что молодой человек, упёршись правой рукой в колено и в левой держа бумажку, изучает ее содержимое. Очевидно, что-то интересное или важное содержится в ней, ибо на нее устремлен неподвижный и, надо полагать, внимательный взор. Но почему он стоит на коленях и тяжело дышит?

На самом же деле, это был абсолютно пустой взор, который мог упасть на любую другую точку, ведь мысль его была совсем далеко. И если пару секунд назад, до того, как злополучный листок был сорван, над ним свистели пули, пролетающие мимо и не задевавшие его, то теперь его уносила буря: стремительно, безжалостно. То было бурей множества вопросов, начинающихся с «как?», «почему?», «за что?».

Неотъемлемой частью природы человека является потребность в поиске закономерностей. Приятно сознавать, что ты живёшь, мыслишь, задаешь вопросы, ищешь ответы и находишь их. Проблема лишь в том, что рано или поздно человек натыкается на вопросы, ответов на которые нет в принципе, и вероятность того, что они будут найдены в обозримом будущем, стремится к отметкам, близким к нулю. Примерно такая буря вопросов терзала в данный момент Александра.

***

Обычная рабочая неделя, обычный день. Сегодня Александр, проснувшись утром, пошел на кухню и обновил календарь. Затем он по привычке принял душ – на это у него уходило около 20 минут, включая пять минут, в течение которых он всматривался в лицо в отражении зеркала, в особенности, в свои серые глаза, и, очевидно, о чем-то размышлял. Далее он вновь отправлялся на кухню и готовил себе незамысловатый завтрак. Он любил готовить, и, как ему казалось, у него это неплохо получалось. Иногда у него на завтрак были макароны с котлетой, реже – курица в сливочном соусе с рисом или пюре на гарнир. Но чаще всего это была яичница с беконом – это блюдо требовало меньше всего затрат по времени на приготовление, и не нужно ничего готовить с вечера.

С прекрасным аппетитом принимал приготовленную пищу, запивал ее стаканом апельсинового фреша. Несмотря на то, что в квартире была соковыжималка, Александр каждую неделю собственноручно выжимал около пяти килограммов цитрусовых и равномерно распределял сок по стаканам, для которых была выделена отдельная полка холодильника. Таким образом, у него каждое воскресенье вечером был запас апельсинового фреша на неделю – своеобразный символ американской мечты. Далее он шел обратно в свою комнату, чтобы одеться. Как правило – чёрные или синие джинсы и рубашка – тёмно-синего либо же фиолетового цвета, реже – оранжевая или бардовая. Перед выходом, стоя у зеркала, приводил причёску в нужный вид с помощью воска для волос: «Клянусь пергаментом Гомера, я неплох», – подумал он, и ничуть не смутился тем, что во времена Гомера люди ещё не начали пользоваться пергаментом, а если бы даже и так, навряд ли древнегреческий поэт испытывал в нем потребность, будучи слепым. Перед самым выходом из дома Александр помахал кулаком доске, на которой, изображён Андрей Степанович: «Смотри мне расслабляться! Я скоро вернусь».

Работал он на Северо-Западе Москвы, в Ховрино. Маршрут был быстрый. Пройтись до автобусной остановки, находившейся в десяти минутах ходьбы, проехать пять остановок, а оттуда пару минут до здания, в котором располагался офис. Вся дорога, что называется, «от двери  до двери», занимала у него не более 40 минут. И, как правило, в 9:45 Александр уже был готов к началу нового рабочего дня, который длится с 10:00 до 19:00. И, как правило, в начале девятого вечера он уже был дома.