Тонкая нить (сборник)

Палата номер шесть в стационаре города Торопца имелась, даже целое отделенье. Четвертый этаж, решетки на окнах, железная дверь. Настасья Андревна через два месяца нашла себе отставного майора – только ее и видели. Дом не мешкая захватили соседи, те, через дорогу – их было двенадцать душ. Отодрали ломиком две-три дощечки от крытого крыльца, подняли ножичком крючок на внутренней двери. Милое дело. Пошел снег, и Энгельсу Степанычу всё казалось – он радиоактивный, уж очень нехорошего цвета было облако. Сына нашли легко – у старика в паспорте прописка сохранилась московская. Виктор Энгельсович приехал на машине, усталый и сердитый. Сидел с отцом за столиком в столовой, разложив гостинцы, но безумец ни к чему не притронулся. «Привези датчик, – сказал он сурово, – без проверки есть ничего нельзя. Может, у вас там реактор взорвался в курчатовском институте. Гласность гласностью, а ты все ж привези, у меня тут отобрали». Виктор Кунцов хотел всучить больному электрозажигалку для газовой плиты, ан не вышло. Через две недели привез хороший датчик. Тот, несмотря на прежние тщательные стариковы проверки, отчаянно верещал над озером и кучкой пойманных на мормышку окуньков. В отцовском доме у берега гуляли с размахом. Не гармошка – оголтелая попса. В окошке мелькнули темные глаза и спрятались за занавескою с фабричными набивными цветами. В дом Виктора Энгельсовича не впустили. Вышло четверо молодых мужиков – один с вилами, другой с топором, а у третьего был такой зверский вид, что на четвертого Виктор Энгельсович не взглянул. Уже в конце улицы догнали его Темные Глаза. Так, лет двадцать семь, пальто с норковым воротничком местного торопецкого производства и норковая ушанка, по уже отошедшей моде. Естественно, прихвативши с собой в Москву многожды битую женку самого зверовидного из тех четверых, Виктор Энгельсович в Торопце не показывался. Больниичной администрации пришлось примириться с фактом. Не за столом в часы разрешенных свиданий, а прямо у постели больного что ни день появляется подстриженный «под Валентину» Саш. С соседних коек приподымаются накачанные антидепрессантами сумасшедшие. Любимчик Великого Магистра устраняет из их скорбных умов болезненные мысли, однако заменяет тоже не совсем стандартными, и находящиеся в замешательстве врачи пока никого не выписали.

Чужую жену, не такую уж и забитую, как могло показаться с первого взгляда, звали Надей. Быстрая езда наперегонки с тучами, еле удерживающими в себе снежную крупу, пришлась ей по сердцу. Лихая ушаночка хороша была для морозной чащи, где хоронится осторожное зверье. Круглый лоб казался слишком безмятежным для умыкаемой женщины. Тучи, не дотерпевши до Москвы, высыпали на поля, шоссе и крышу машины сухие катышки снега. В давно сгустившейся тьме стало бело и чисто. Кунцов думал, куда везти свою находку, и ничего кроме Сашковой дачи не придумал. Поздним утром привез спящую красавицу куда решил, оставил в машине. С удивленьем прошел по расчищенной дорожке, открыл дверь своим ключом. Господи, сколько же их садилось завтракать в глубине комнаты, при свете лампы, под шелковым абажуром! Шагнул к ним, словно перешагнул невидимую черту. Уставился на бабушку Тамару Николавну – та в прах не рассыпалась, но сказала самым обыденным тоном: «Садись к столу, Витюша!». Высохшая Валентина налила ему кофе, давно не виданный взрослый Сашок передал тарелку – овсянка, сэр! Ильдефонс разрезал антоновское яблоко. Тут Лиза выглянула в окно и спросила – а кто это в машине, папа? – и Виктор Кунцов хлопнул себя по лбу. Надю разбудили, обсудили, накормили и отвели в дом напротив – у Валентины были Вандины ключи.