В засаде осталось четверо. Угловатый лежал, боясь пошевелиться. Он трусил. И страх сковал все члены его тела. Степан даже говорить не мог. Но в голове продолжало лихорадить. Где-то из глубины его подлой душонки выползали недостойные политрука мысли:
«Немцы зашевелились…. Их много… У них танки, пушки…. А у нас ничего….». Угловатый тоскливо и загнанно посмотрел на свой пистолет, который судорожно сжимал в руках. Мысли зло плясали в его голове:
«А что? Может перестрелять этих троих, что остались, и деру дать…. А потом сказать, что была перестрелка с немцами….»
Вдруг Угловатый услышал внутри себя сладковато-вкрадчивый голос:
– А ты встань, да сделай, как хочешь! Сделай и получишь освобождение. …Тебе станет хорошо… Сделай, что задумал..
Повинуясь этому голосу Степан вскочил на ноги и стал беспорядочно палить из пистолета, так ни в кого и не попав. Потом он завертелся на одном месте как юла и понесся в сторону поля. Ухтомский и двое его бойцов застыли в ужасе и удивлении. Первым пришел в себя командир.
– Куда, Куда бежишь? Там мины…Но было уже поздно. Раздался взрыв, и отдельные куски тела младшего политрука разбросало на несколько метров от места взрыва.