– Мелинда, ты помнишь, когда двадцать лет назад у нас появилась Дарья, ты посоветовала спрятать коробку с документами, что осталась от моего отца? – спросил Алекс жену на следующий день после разговора с дочерью.
– Конечно помню. Такая, обклеенная синей бумагой, небольшая коробка. Я ее еще обмотала серой клеенкой, чтобы ничего не пропало, не запылилось и не отсырело, и положила ее на верхнюю полку в гараже. А зачем она тебе понадобилась?
Через минут пятнадцать Алекс появился в гостиной с искомой коробкой.
– Думаю, пришло время изучить эти документы и все рассказать Дарье.
– Алекс, не делай этого! – голос Мелинды был взволнованным и громким.
– Мы же с тобой договорились. Ты, ведь, никогда не интересовался прошлым своей семьи. Ты никогда не акцентировал внимание на своих русских корнях, да и язык ты практически не знаешь. Зачем тебе это надо сейчас?
– Не хочу лжи в отношениях с дочерью. Она должна знать всю правду.
– Зачем, скажи, зачем ей надо знать правду о себе? – Мелинда была вне себя, раздражение на мужа поднималось внутри нее, голос становился жестче и непреклоннее – Возьми себя в руки, дорогой. Иначе мы можем потерять дочь. Она не простит нам той правды, что мы ей расскажем.
– Нет, Минди, думаю, ты не права. Пойми же, нельзя, чтобы отношения между родными людьми основывались на лжи. Так или иначе, правда раскроется. Ты же знаешь, все тайное рано или поздно становится явным. Так пусть лучше мы ее расскажем, чем она узнает ее из уст других людей. Надо все рассказать сейчас, пока девочка не окунулась с головой в прошлое князей Ухтомских, пока она совсем не ушла в нереальные грезы.
Мелинда низким тихим голосом, который всегда действовал на Алекса отрезвляюще, глядя прямо ему в глаза, с решимостью борца перед серьезной схваткой, произнесла:
– Так что же ты, дорогой мой муж, скрывал правду от дочери все эти двадцать лет. Только не вини в этом меня. Да, я предложила тогда тебе и документы спрятать, и ничего не говорить Дарье, и даже забыть, что у тебя русские корни. А ты с этим согласился. Мы оба были уверены, что поступаем правильно. Я в этом уверена и сейчас.
Мелинде вдруг стало жаль Алекса, он стоял перед ней с опущенной головой, в глазах застыл мучительный страх. Мелинда с болью и грустью посмотрела на мужа.
– Прости меня. Но я, действительно, считаю, что не время рассказывать Дарье о ее происхождении. Именно сейчас. Знаешь, Алекс, что Дарья сказала мне вчера?… Она сказала, что у нее появилось чувство полной семьи, и от этого девочка счастлива. А ты хочешь разрушить все ее иллюзии. Не думаю, что Дарья будет тебе благодарна за это. В нашем случае пусть будет сладкая ложь, чем горькая правда. Давай, мой хороший, положимся на судьбу и на время.
Алекс молчал. Он был в смятении.
«Опять Мелинда оказывается правой» – подумал Алекс.
За окном было темно. Начинался очередной нудный холодный дождь, характерный для этого сезона года. Здесь, на северо-западе страны, не бывает холодных снежных зим, сказывается влияние близости к Тихому океану. Зато небо постоянно заволочено тяжелыми облаками и практически без устали идет мелкоморосящий дождь. Дарья еще не вернулась из университета. В последнее время Алекс чувствовал некоторую напряженность в ее присутствии. Постоянное чувство вины за обман привело к тому, что отец стал тяготиться обществом дочери. Желание освободиться от этого чувства и толкало Алекса на то, чтобы рассказать Дарье всю правду.
Наблюдая за каплями дождя то лениво, то с усилением скорости падающих на непросыхающую землю, Алекс думал над словами жены. Он вспомнил счастливые глаза дочери, ее волнующе-возбужденный голос, когда она рассуждала, кто на кого похож. Перед глазами всплыла картина двадцатилетней давности, когда у них с Мелиндой появилась Дарья. Как счастливы они были тогда. Наконец-то, через столько лет супружества они стали родителями. То были незабываемые минуты, часы, дни, годы счастья.
«Неужели Мелинда, действительно, права. Дарья не поймет нас, если узнает правду? Когда человек чересчур любит и верит, любая, даже незначительная деталь лжи может моментально убить и веру, и любовь.» Потерять доверие дочери Алекс никак не мог.