Тонкая зелёная линия

Впереди, в полутора километрах, – жизнь. Там, на заставе, стоит Манёвренная группа. Сто клинков. Там показывают новый фильм, звуковую диковинку «Путёвка в жизнь». Его маленькая диковинка плачет сзади, из тёплой туши. Он ползёт по тропе на ощупь, где-то и на четвереньках. «Какое животное ходит вечером на трёх ногах?» Ох и ответил бы он греческой твари!

Он не имеет права погибнуть. Не для того он вместе с тринадцатью товарищами дал последний бой всей банде Утан-бека. Не для того он поклялся товарищам спасти жену и ребёнка.

Он вернётся, успеет, приведёт бойцов. Спасёт жену и грудного сына – Константина Константиновича Гурьева.

Это всё, что его мама рассказала Гурьеву о побеге через горы…

Капитан поднял глаза, словно проснулся, посмотрел на часы, потом на собравшихся офицеров:

– Старшина, шторы! Товарищи офицеры, все вопросы потом.

Весёлые голоса затихли. В темноте по-стариковски неприятно затрещал кинопроектор.

«Для служебного пользования».

У тебя, старик, есть допуск? Нет? Тогда сделаем паузу.

2

– Таки вы наша?

На этот простой вопрос Зося ещё толком не научилась отвечать. Рыжая девушка работала на полставки инженера в конструкторском бюро Биробиджанского завода сельхозмашин уже второй месяц. За это время её спросили подобным образом уже раз десять. Она решила ничего не отвечать, лишь улыбаться. Но Арону Самуиловичу Финкельштейну, начальнику Зосиной бригады, этого было достаточно. Он посмотрел в глаза Зосе и заулыбался доверчиво, как ребёнок:

– Зося Васильевна, скушайте курочку. Вот, Марта Семёновна сегодня сварила, а вы, я гляжу, не успели приготовить себе обед? Возьмите, не обижайте старика, я вас умоляю.

Зосе нравился Финкельштейн. Грузный, мощный, с руками кузнеца, он ей больше всего напоминал старого мельника Яна Белецкого, жившего в Тор-жевке за четыре дома от бабушки Антонины. Если бы поляку полысеть, оставшиеся волосы пустить «внутренним заёмом» по круглому черепу, сбрить бороду да надеть большие роговые очки, то получился бы из него вылитый Арон Самуилович. Только, конечно, ни Яну, ни Арону о том говорить не нужно.

– Зося Васильевна, – хлопотал пятидесятилетний древний старик. – Вы, пожалуйста, возьмите вот компоту. А ваш супруг, он из самого Ленинграда?

– Я из Топорова. Это недалеко от Малина, Житомира и Бердичева…

Глаза Финкельштейна заискрились.

– Мы с Алёшей учились вместе в Технологическом. Я к нему на кафедру перешла. Вы знаете, он учился у профессора Князева, потом по распределению в подмосковный Залесск. Ну а оттуда уже сюда.

– И как же родители вас отпустили? В такую невозможную даль?

И тут Зося, сама того не желая, выдала фразу, покорившую сердце бригадира.

– Ну, я же к своим ехала.

Он вскользь посмотрел на её рыжие волосы и заулыбался ещё шире.

– Вы живёте на Фибролите?

– Да, в четвёртом корпусе.

– В корпусе? Да-да, конечно. Подождите. Таки в Лягушатнике? Так как же ж? Вы ж там плаваете совсем.

Зося уже знала, что фибролитовский барак № 4 местные называли Лягушатником. Некоторые патриоты-романтики пытались окрестить дощатую двухэтажку, стоявшую посреди вечной лужи, Восточной Венецией на манер Пальмиры Северной, но вычурное название не прижилось. Слишком уж громко квакали лягушки в осоке вокруг лужи, да оглушительно звенели здоровущие комары, вылетая из-под барака. А их размерам и стати могли позавидовать и самые чемпионские карельские кровососы. Бывалые пугали новоприбывших, что «местное комарьё на ходу кирзу прокусывает».

– Да я по мосткам, знаете, привыкла уже. Зато к Алёше близко.

И это была сущая правда. Забор, за которым располагалась Манёвренная группа, тянулся в каких-то ста метрах от Лягушатника, поэтому при большом желании (а оно всегда имелось в двадцать четыре года), Алёшка сигал через забор и через несколько секунд головокружительного бега оказывался в Лягушатнике.

Как легко можно догадаться, лейтенантскую моду прыгать через заборы родной части завёл неугомонный барьерист Вася Очеретня. В бараке Вася и его любимая Наташа занимали соседнюю с Филипповыми комнату, поэтому так уж само собой получилось, что Очеретни и Филипповы подружились. А на втором этаже получили комнату столичные интеллигенты Серовы.

Юлечка Серова, жена Клерка, даже поплакала первую неделю – выросшая на улице Горького, дочь начальника московского узла связи боялась комаров до жути, но мужа своего любила всё-таки больше. А в третьем бараке, по соседству, жили Мышкины – Крупнокалиберный Мыш и жена его, Варя. Так получилось, что в течение пары месяцев к своим «пиджак»-лейтенантам приехали их жёны – Наташа, Варя, Юля и Зося. Именно о них говорил подполковник Чернышёв на своём, теперь уже легендарном, разборе.

Тут бы и начать историю о знаменитом «бабьем батальоне» Манёвренной группы да о посёлке Фибролит, мечте всех самовольщиков, но всему своё время.

Чуть позже, старик.

…Вернёмся же в заводское конструкторское бюро, которое будем, как все технари, называть просто – КБ. Итак, сейчас обеденный перерыв, комната № 12, перед нами Арон Финкельштейн и Зося Добровская.