Чернышёва тщетно зазывали в лучшие партийно-хозяйственные дома Биробиджана. Дамский бомонд единогласно постановил, что «таки Вася совершенно скрытен, сердце Васеньки разбито, однако – боже ж ты мой! – надежду терять нельзя, поэтому нашей Амалии Соломоновне совершенно ни к чему отчаиваться, надо лишь ещё чуть-чуть таки постараться. (И стараться предлагалось не только Амалии Соломоновне, но и Екатерине Владимировне, Полине Викентьевне, Фаине Абрамовне – биробиджанский список соперничавших претенденток – старых дев, томившихся вдов и бойких разведёнок – был парадоксален и кучеряв.)
Но шли годы, а наш орёл никак не попадался в искусно расставленные сети. Маргарита Семёновна Шнеерзон, заведующая аптекой на улице Шолом-Алейхема, с отчаянья даже предположила, что у подполковника проблемы с мужским здоровьем: «Сонечка, таки говорю ж совершенно по благородному секрету – не может мужчина жить и вообще никак, да и чтобы!» Однако Софья Иосифовна Левандовская, заведовавшая заводским профилакторием, как ни хотелось ей поддержать эту сплетню, вынуждена была поправить коллегу: «Ох, Марго, что ты врёшь, мне Валька (Валентина Марковна Шац, всеведущая заведующая почтовым отделением Фибролита) говорила, что ему приходят открытки – пачками. На все праздники – и, представь себе, Марго, – женскими почерками!»
Она была права: подполковник ежегодно убывал в отпуск, непременно в Сочи, однако частенько возвращался из всесоюзной здравницы раньше срока волшебно загорелый, даже стройный и потерянно слонялся по части, напрочь игнорируя летевшие вслед ему запоздалые, красноречивые, иногда даже душераздирающие телеграммы и открытки.
Это было непостижимо и невыразимо печально.
Я уже рассказывал, что Василий Сергеевич дважды благополучно манкировал направлением в академию, прикрываясь самыми благовидными поводами. В то же время офицер он был требовательный, по новым вегетарианским временам даже чересчур жёсткий, как все лишившиеся отцов мальчишки 1928 года рождения, всю жизнь помнившие, что они
Впрочем, как уже понятно, маленькая война его догнала и дышала из-за Амура.
Поэтому Василий Сергеевич,
Подполковник рано приходил в штаб группы, уходил поздно. За день объезжал заставы, смотрел, как «чумазики»-механики налаживают движки БТРов, снимал пробу у кашеваров, проверял, как старшины гоняют молодёжь, захаживал в собачьи вольеры. Частенько прихватывал воскресенья, чтобы задержаться в расположении любимой части. Такое излишнее служебное рвение никак не шло под-полковничьим погонам – для карьериста слишком ответственно, для алкоголика слишком трудно, для дурака слишком толково, а для умного слишком скучно.
Но умница Василий Сергеевич не был ни карьеристом, ни алкоголиком, ни дураком.
В его сердце нежного романтика пылала всепоглощающая, тайная, роковая страсть. И эта страсть наконец взвилась в душе Чернышёва влюблённой гадюкой:
– Лейтенант Серов, – подполковник терпеть не мог, когда его перебивали в начале совещаний. Он даже раскашлялся с расстройства. Горло разболелось чрезвычайно. А попасть в цепкие лапы старлея Красного, медикуса всея Манёвренной, ему меньше всего хотелось. – Товарищ лейтенант! Я услышал – да-да, услышал вас! (Серов постарался сдержать торжество, только очками блеснул.) Ваша ответственная позиция в обеспечении бесперебойной работы вверенного вам оборудования хорошо известна. Поэтому приказываю. Писарь!
До безобразия хитрый писарь штаба сержант Андрей Денисенко придвинул поближе стопку бумаги и приготовился записывать. И чёрные крылья Немезиды взвились за широкими плечами подполковника; некоторым товарищам офицерам даже померещилось, что свет в штабе слегка сгустился и остыл.
– По возвращении с учений лейтенанту Серову (двоеточие): провести планово-предупредительную ревизию оборудования всех передвижных КПП, запятая, а также систем связи и охранных систем «Кристалл» и «С-100» линейных застав «Дежнёво», «Амурзет», «Знаменка». По результатам проверки составить отчёт с указанием очерёдности ремонта и замены оборудования, а также план мероприятий по дополнительному обучению личного состава постов связи… Лейтенант Серов!
Оглушённый Толя уже не торжествовал. Буря в стакане воды затихла сама собой. Серов оценил масштабы подполковничьей мести – «за что боролся, на то и напоролся» – для выполнения приказа надо было минимум месяца два гонять по захолустьям. Это было ужасно.
– Есть.
– Анатолий Иннокентьевич, – по-отечески заботливо прохрипел простуженный подполковник. – Вы уж постарайтесь. Товарищ майор, какие у нас