Тонкая зелёная линия

(Между прочим, Алёшка придумал отменное техническое решение. Я серьёзно. Любители покопаться в архивах патентной библиотеки – это недалеко от метро «Киевская» в Москве, – так вот, интересующиеся могут изучить соответствующий патент: «Финкельштейн А. С., Лондон М. З. и др. “Устройство автоматической остановки двигателя комбайна при уборке сахарного тростника”» – Зося как раз была этими самыми «др», а весь Алёшка уместился в точке. Но наши ребята нисколечко не обиделись на Финкельштейна А. С. и Лондона М. З.

Кто же обижается на мир в двадцать три года, да ещё когда накануне праздника, да под возвращение Алёшки с полигона совершенно неожиданно выдают премию в два полновесных оклада, да ещё со всеми «дальневосточными» добавками?..)

– Что значит – «украл староверку»?! Козин, что ты заливаешь?!

– Точно говорю, украл. Погоди. Слушай, Филиппов, ты, что же, не знаешь нашего старшину Трухачёва?!

– Погоди, кажется, помню его, ну сколько раз я у тебя был – раз пять, не больше? Вроде мужик серьёзный такой.

– Да что значит – «серьёзный»? Лютый. Особенно лют до женского полу. Извините, Зося, из песни слов не выкинешь, – Козин заулыбался Зосе, одновременно краем глаза «срисовывая» взгляд Юли.

– Продолжайте, Саня, продолжайте.

– Спасибо, – церемонно поклонился Козин. – Расскажу я вам, ребята, о старшине Трухачёве славной линейной заставы «Дежнёво», командиром которой является заслуженный диверсант всех времён и народов и любитель всего живого, что только гавкать может, классный парень, товарищ старший лейтенант Володька Семёнов.

Старшина Трухачёв Николай Никандрович, одна тыща девятьсот сорокового года рождения, член КПСС с 1960 года, отличник боевой и политической подготовки, он у нас любит не только бойцов гонять, но и вольтижировать.

– Вольти – что?

– Вольтижировать, Очеретня. Вольтижировка – трюки на лошади. Джигитовка по-нашенски, по-русски. Нет, барьерист, ты мне ответь, какого ляда ты перебиваешь, штабная морда?! Не сбивай! Потом же не простишь, если детали забуду!

– Всё, молчу-молчу.

– И молчи! Лучше обнови. Спасибо. Так! О чём я?.. Вот… О старшине, получается, о Трухачёве. Вот. Так вот, Колька наш – мужик взрослый, серьёзный, саратовский. Знаете, очень похож на Алёшу Поповича, что на картине в Третьяковке. Волосы светлые с волной, физия румяная, брови чёрные, сильный, как дьявол. Вот только ноги колёсиком. Рыбьего жира не хватило, что ли. Не знаю. Так этот чёрт повадился шастать в соседний хутор к одной девчонке-староверке.

Любовь у них закрутилась невероятная. Та староверка оказалась девочка буйная, горячая, что твоя цыганка. Может, и цыганская кровь в ней. Хотя не чернявая она. Просто смугловатая. А волосы русые. Глаза серые. Нет, не цыганка. Но с какой-то цыганщиной, точно говорю. Вообще староверы, они такие, в свою глухомань кого угодно сманят или скрадут – не с медведицами же им размножать свой род. Ты не смотри, что до веры они истовые. Это, конечно, есть. Но вера верой, как они говорят, а «Господь всё сверху видит, тут – тайга, и в тайге свои законы».

Старшина влюбился в ту староверку невероятно. По ночам спать не мог. Дежурных до обмороков довёл внезапными проверками. А у самого глаза горят, исхудал, бляха начищена до блеска, грудь колесом, ну вылитый мартовский кот. И почти каждую ночь, значит, доведёт постовых до изумления, а сам – коня выведет, проберётся мимо всех систем охранных, мимо «соток», обойдёт, сигнализация не пикнет, потом верхом, без седла, как есть – и к староверам. Скакал так, что фуражку зубами держал. Но ни разу не потерял. А уже там у них любовь была.

Как и что – сочинять не буду, свечку не держал, но старшина наш жениться не хотел. Любовь крутить – это пожалуйста. А жениться ни-ни. Староверка ему от ворот поворот уж сколько раз показывала. Гордая. Дикая. А он… Походит день-два чёрный от нервов, бойцов погоняет, китайцев распугает, потом опять ночью на коня – и к ней. Заставского коня в староверский табун пускает, потом – уже на заре возвращается, счастливый весь, усики торчком. Ну, мы с Володькой не трогали его. Старшина – вояка исключительный, а любовь поломать много ума не надо.

Козин раздавил окурок в пепельнице.

– Девушка! Де-вуш-ка! – подозвал он густо накрашенную тётку-официантку.

Разогретая девушка недовольно переместила свои обширные формы к их столику и затопила пространство густой волной «Дзинтарс»:

– Слушаю.

– Красавица, повторите, пожалуйста, ещё триста коньячку, и салатик… Ты какой салат будешь? А вы, Юленька? О! Нет! Что я?! Давайте же десерт! Не-е-ет, нет! Зося, вы сегодня уже угощали, теперь я угощаю! Васька, не спи. Так, ослепительная, раз-два… пять! Пять кофе. Девушкам со сливками. Что? Хорошо, просто кофе. Ещё один чай. И два. Три. Три мороженых!.. А что у вас есть? Хорошо, тортик. Девушки? Ну же. А какой тортик есть? Хорошо. Не надо тортики. Чем ещё побалуете? А кроме эклеров? Вы чрезвычайно любезны. Надеясь на ответную любезность, молю, заклинаю – несите, несите всё, но только самое вкусное. Давайте, луноликая, я в вас почти влюблён.