Лампочка над умывальником освещала бледно-голубые глаза распластавшегося по стене блондина. Крупные капли пота медленно стекали по прилипшим волосам, по бровям, заливали глаза и щёки. Он вытирал затылком побелку, задыхался, судорожно глотал и пускал слюну по стволу пистолета.
– Уже лучше, – Санечка Козин ещё глубже вдавил пистолет в рот блондина. – А-а-а, товарищи лейтенанты… – не оборачиваясь, проговорил он. – Вы представляете, я встретил невоспитанных молодых людей. А вот ещё два их друга. Тоже невоспитанные.
Влетевшие в туалет «залётные» оценили расклады, метнулись назад, напоролись на Филиппова и Серова, как на стенку, подёргались и замерли. Алёшка видел только побелевшую руку подполковника, сжимавшую пистолет. Козин говорил всё тише, медленнее и нежнее, борясь со смертельным искушением:
– Представляете? – продолжал Козин. – Мы сейчас повышаем культурный уровень молодого человека. Вот, разучиваем романс «Отцвели хризантемы в саду». У нас получается. То есть. Получилось ведь?
– Ы-ы-ы, – блондин рыдал и трясся мелкой дрожью.
– Знаешь, Очеретня, – подполковник Санечка говорил уже почти шёпотом, – я думаю и думаю. Зачем мы на границе – там? Зачем наши деды Революцию делали? Зачем отцы в войну гибли? Зачем ребята там – на Даманском – легли? Чтобы эти вот так – жили? Скажи, Пэ-Эн-Ша, зачем? Ведь гораздо проще.
– Александр Ростиславович, товарищ подполковник.
– А-а-а, лейтенант Серов. Не слышно, не видно. Невидимка-связист. Что тебе?
– Товарищ подполковник, отдайте пистолет. Он того не стоит.
– Это мой пистолет. Что хочу, то и делаю. И оно того стоит. Хоть душу отведу. День сегодня такой. Именем Революции! Ведь так справедливо будет, да?
– Нет. Товарищ подполковник, пожалуйста.
– Ну что ты заладил, Серов? Что ты занудничаешь?.. Кх-х-х! – резко, как мальчишка, вдруг выдохнул Санечка и выдернул ствол «макара» изо рта свалившегося в обмороке блондина. – Ведь жить будет, гад, – Козин шёл к Очеретне, бормоча под нос и не замечая животного ужаса в глазах двух хабаровских. – Будет жить? Чёрт меня побери. На, Серов. Держи пистолет. Пойдём, ребята. Да, вы, двое, – он вдруг, как танцующая змея, завис перед блатными. – Забирайте этих «героев». И чтобы я вас больше в Биробиджане не видел. Понятно?.. Вот ведь как бывает…
Ему было невыносимо печально.
6
Надо было расходиться, чтобы не опошлить вечер ненужно-натужным весельем. Чего уж там – всё было ясно. Всему своё время. Алёшка вынул магазин из пистолета Козина и положил Зосе в сумочку.
– Филиппов, верни пистолет. Ну что я буду как дурак? Верни.
– Держи. И хватит куролесить, подполковник Саша. Всё, хватит. Хороший день. Хороший вечер. Пошли по домам, – Алёша держал Зосю за плечи, вдыхая родной запах волос. – Ну, давай, будем на сегодня прощаться. Вась, идёшь? Толя!
– Идём! – Серовы стояли уже на крыльце.
Юля отводила глаза. Зося чмокнула Козина в щёку. Юля заторопилась и как-то сказала «пока» – вскользь, неловко. Мужа стеснялась.
– Саша, идёшь? – Очеретня уже надел пальто, держал кепку в руке.
– Да-да, сейчас. Иду.
И подполковник Санечка Козин уже укутывал горло шарфом, когда заметил у гардероба ту самую брюнетку. Без компании.
– Вася. Будь другом. Пока. Всё, шагай. Видишь? Королева… Ну же.
– Козин… Не дури.
– Вася. Чёрт нас всех побери! Пойми же!
Вася Очеретня был сильный и ловкий мужик. Умный и хитрый. Женщин любил и свою жену обожал. Помолчал, потом кивнул:
– Ладно. Саша, только чтобы было всё спокойно. Хорошо?
– Иди, Пэ-Эн-Ша, шагай. You’ll be all right, boy. You’ll be all right.
– Что?!
– Шагай, Вася. Когда ты выучишь английский?
– Прям сейчас начну. Может, проведу ночь с миссис Бонк, ах-ха-ха! Ладно, вояка, до завтра.
– Вот и ладушки. Давай, до завтра.
Они пожали друг другу руки, чуть меряясь силой. Заулыбались. Вася, как большой олень, понёсся догонять далеко ушедших Филипповых и Серовых. Саша стоял у зеркала, аккуратно поправляя шарф. Поднял воротник пальто и смотрел на подошедшую к зеркалу брюнетку. Она поправила шапку и повернулась идти.
– Извините. Пожалуйста. Можно вас проводить?
Он стоял перед брюнеткой и ждал, чуть наклонив голову. Красивый, быстрый, чужой. Подполковник. Она молчала. Родинка возле губы. Чуть тонковатые губы. Густо подведённые глаза. Лицо артистки. А может, она и была артисткой? Ну, из какого-нибудь провинциального театра? Может быть. А может, и нет. Ночь уже давно кружила землю, спешить было некуда, дома его никто не ждал, а она не торопилась к подруге. Придёт Олег, ей придётся объясняться.
– Да.
И сердце ударило его в горло. Простое «да». Женщина. На расстоянии руки. Запах духов. Нежность кожи. Тихий голос. Длинные брови. Он помог ей надеть пальто и вдохнул запах её тела. Поднял глаза. Она смотрела на него в отражении зеркала. Им одновременно пришла в голову простая и оглушительная мысль, насколько они хороши как пара.
Неожиданно он сделал четверть шага вперёд и прижался грудью к её спине. Она почувствовала биение его сердца – так сильно оно колотилось. Запах мужчины. Он почти касался щекой её щеки и смотрел на неё в зеркале. Мужчина. Воин. Дикарь. Тёплые руки на плечах.