Тонкая зелёная линия

– Красавец. Умопомрачительное зрелище. Так… Температуры нет. Клистир ставить не будем. Скажите этому «Марлону Брандо», что Красный заходил и настоятельно посоветовал никуда не дёргаться, отлежаться. Во избежание. Сон творит чудеса, – Андрюша зевнул, потянулся всеми косточками. – Ребят, у вас чай есть? Хочется попить.

– Присаживайся, эскулап. Как раз, видишь, сержант чайник заварил. Тебе сколько сахара?

Только Красный присел на раскладушку рядом с Филипповым и взял в руки горячую чашку, как на них опять дохнуло морозом, и в палатку изволил пожаловать помтех Николай Семёнович Загребельный, более известный как старлей Загребущий. С первого взгляда не было ни малейших сомнений в очевидно болезненном состоянии товарища старшего лейтенанта – настолько страдальчески слезились его глаза. Со всей неотвратимой мстительностью нелюбимой женщины жестокая мигрень взбивала гоголь-моголь из нежного мозга Николая Семёновича.

Певцы бескрайних пространств Арсеньев и Купер лучше меня описали бы те особые индейские взгляды, которыми Верный Муж, Эскулап и Физик встретили товарища Загребельного. Крупнокалиберный Мыш не мог присоединиться к этому созерцанию – его храп могли оценить лишь высококвалифицированные дизелисты. Грохочущий выхлоп Крупнокалиберного Мыша свидетельствовал о хорошем качестве топлива. Загребельный превосходно разбирался в керосинах, бензинах, соляре, этиловом спирте и его производных, поэтому слегка занервничал:

– Зд. Здрасьте.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – эскулап спрятал улыбку в чашку с чаем. – Как себя чувствуете?

Вряд ли измученный организм помтеха был в состоянии сообщить точную сводку о состоянии всех органов и систем жизнедеятельности. Загребельный провёл ручищей по бледному лицу:

– Да, – услышал он эхо своего голоса. – Вот. Это. Да.

Мигрень свирепствовала. Мозг мяукал. Желудок корчился. Кишечник превратился в клубок проснувшихся змей или еще каких-то гадов, настойчиво рвавшихся на волю. Организм боролся из последних сил.

– Э… Ребята… Да. Тут… Это… А что это было у вас тут попить?

Старик, тут внимательно: именно «попить». Железный этикет Манёвренной группы предписывал очень аккуратно использовать термины, обозначавшие утренние страдания воина. Унизительное «похмелиться», вульгарное «сушняк», придурковатое «трубы горят» или простое мычание не годились ни разу. «Попить» – сколь прекрасна эта просьба! Так и видишь усталого путника, благодарно берущего кружку колодезной воды из тёплых рук хозяйки. И первый глоток – вкусный, живительный и небесный, как смех ангела.

Аборигены недвижно-спокойно рассматривали страдальца. Тревога помтеха нарастала.

В другой раз он, конечно, послал бы мерзавцев куда подальше и прекратил бы этот малоинформативный разговор. Но была ещё одна причина для беспокойства – прошлым вечером предприимчивый помтех спёр… Хотя это, конечно, неправильно – лучше сказать, тайно позаимствовал для срочного опохмела – короче, в отсутствие хозяев палатки взял бутылку «Токайского» из ящика под раскладушкой Филиппова. По крайней мере, этикетка свидетельствовала о благородном происхождении содержимого.

Тяжёлая судьба довела Николая Семёновича до такой жизни. Его жена-в-пушку-заряжена посадила благоверного на короткую цепь – после чересчур развесёлого Нового года «эта стерва Райка» сходила в партком и добилась, чтобы на неё выписали доверенность на получение оклада жалованья – «иначе пропьёт, окаянный!». Уважаемый, солидный и рачительно вороватый помтех в одночасье обнаружил себя банкротом. Приходилось изворачиваться, побираться и… Ну, ты понял, старик.

Рысью добежав до своего прогретого кунга, ценностью заначенных запчастей соперничавшего с пещерой Али-Бабы, помтех радостно вышиб пробку ладонью, одним глотком влил в себя стакан золотистого нектара и призадумался.

К возрасту Христа он продегустировал всё, чем славилась Большая страна. Все чувствительные пупырышки, сосочки и нервные окончания его лужёной глотки были настроены на поглощение крепких горячительных напитков. На отдыхе в солнечной Грузии он пил чачу. У тёщи в Жданове баловался бражкой и отменным самогоном. С тестем обильно пригубливал армянский коньяк. С московским шурином-лётчиком презрительно изучал импортные ром и виски. Но сам предпочитал водку. Особенно «Тучи», столь любимую работниками Севера. С аккуратным достоинством умел употребить спирт, добываемый из разных источников. Медицинский спирт – это банально. А вот зверская жидкость хабаровских авиаторов, в которой плавали скорчившиеся от ужаса ягоды клюквы, ему запомнилась. Вина он не жаловал, считая забавой городских хлюпиков и быстро растолстевших подружек жены.