Читаем Тонкая зелёная линия полностью

Боль отовсюду и сразу. Боль везде – в точке и в бесконечности, в темноте и в тишине. Невозможно ожидать, невозможно повернуться, встретить, увидеть эту боль, столько боли. Ни укола, ни удара, ни начала, ни перерыва – везде, всюду, во всём – боль. Пульсирует темнота, плещется ничто, гниёт беззвучно каждая чёрная радуга тебя – и всего мира.

Бесконечность корчится в бескрайней вечности.

Чёрное пламя лижет Вселенную, растворяет движение. Ни дрожи, ни спазма, ни судороги – бездна плещется волнами. Кружит тебя водоворотами. Ты – волна. Волей сумасшедшего мучения ты собираешь тишину и поднимаешься приливом. Затапливаешь пустотой смерти. Ты любишь смерть. Невидимое ничто цветёт смертью. Ты дышишь, глотаешь, вдыхаешь, гладишь, скользишь, любишь эту молчащую пустоту.

Ты – пустота.

Нет изъянов. Нет уродства. Нет острых углов, краёв и структур. Нет порядка. Порядок – это замершая воля. Жизнь – это самоусложняющийся порядок. Нет. Не надо. Пожалуйста, не надо. Не надо порядка, не надо воли, не просите. Не нужно больше заставлять меня жить и бороться, я больше не выдержу столько боли. Раствориться, растечься, распасться, сгореть, сгинуть, пропасть-провалиться в пропасть боли, улететь в небытие, не быть.

Равновесие.

Молчание.

Безмыслие. Бессмыслие. Бесконечность.

Я устала. Устала, устала, устала, пожалуйста, не надо. Пощадите. Не мучьте меня. Я больше не могу. Я падаю, пропадаю, распадаюсь. Всей собой растворяюсь в тишине. Забудьте меня.

Прощайте.

Простите.

Спасите…

<p>2</p></span><span>

Уже два раза я не родился.

А в третий раз довелось слушать молитву двух ангелов:

– Досчитали! Хором, гады! Выдох! Выдох! Ладонь на ладонь, пальцы в замок. Вот так. Воображаем крест по грудине выше мечевидного отростка. Здесь. Смотреть! Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Ещё! Ещё выдох. Пауза! Раз, два, три, четыре, пять! Ещё! Ещё выдох. Пауза! Руки не отпускать, иначе рёбра раздробите! Раз, два, три, четыре, пять! – полуголый, босой и растрёпанный ангел милосердия зло и упрямо запускал слишком уставшее сердце Зоси Филипповой. – Девочка моя, деточка, дыши! Дыши, Зосечка, дыши! Ну же!

Галя Марунич чётко, размеренно и самозабвенно нажимала на грудь Зоси, наклонялась к губам, делала резкий выдох, второй, опять считала громким шёпотом, не замечая ни своей наготы, ни горячего пота, стекавшего по телу, ни тихого ужаса врачей, старавшихся не оглядываться.

И не сама молитва, и не тихий шёпот и даже не сверкающие глаза ангела мести пугали их, а ржавый топор в руках Таси Завальской. Она стояла в дверях реанимационной и тихо и чётко произносила:

– Боже! Боже правый, Боже милосердный, Боже, Твоя воля, сила и правда. Спаси, Боже! Ни о чём не прошу, только спаси, не дай случиться, Господи…

– Раз, два, три, четыре, пять!

– Господи, Боже милосердный…

– Стас, подними ей ноги, кислород к мозгу!

– Твоя сила и правда…

– Выдох! Выдох! Пауза! Раз, два, три, четыре, пять! Марина, ноль-ноль-пять адреналина.

– Пресвятая Богородица Дева Мария…

– Не получается. Мало. Мало! Женька, за кислородом! Да хоть из-под земли! Мы полчаса продержимся, если надо. Стой! Беги ко мне, подними Василя Захаровича – и в автопарк. Скажи там, что я просила. У сварщиков возьми. Живей! Стас, продолжай! Азбука Сафара: выдох – выдох – обязательно пауза – и пять толчков! И не останавливайся. Марина, вперёд. Я посмотрю, как ребёнок. Тася, брось топор! Поднимай ноги Зосе. Что вздрагиваете, что остановились?! Боитесь, сволочи?! А двух живых людей в морг отвезти?! Сама этим топором порубаю!..

По-стахановски поддерживая друг друга, перепуганная бригада врачей Топоровского родильного отделения уже пять бесконечных минут реанимировала роженицу Филиппову. Никогда они не забудут чудовищного мата, с которым в жизни не повысившая голоса заведующая Топоровским родильным отделением Галина Викентьевна Марунич выбросила из окна дежурки тяжеленный телевизор «Рекорд», и грохота, с которым заслуженный учитель и орденоносец Таисия Тимофеевна Завальская вышибла входную дверь отделения каталкой с телом покойницы. А потом – дрожащая, босая – схватила топор, которым рубила замок мертвецкой, и встала в дверях, пытаясь не впустить Смерть…

– Так! Тася, сестричка, слышишь?! Держись. Не дадим. Стас, раз-два, пауза, раз – два – три – четыре – пять! Получается? Получается! Давай, Стас. Темп, темп, темп! Что, сразу взмок? Вот так. Самому родить легче? Учись! Так. Марина, проверь зрачки! Ну-ка. Ну, зайки, теперь мы всё сделаем! Стасик, держись, теперь ты мотор! Тася, поднимай ноги! Что-то есть… Вот же! Быстрее, Марина! Ну?!

– З… Зр… Господи! Зрачки реагируют, Галина Ви…

– Пульс?! Проверь по сонной артерии. Да не дрожи ты!

– Есть. Есть! Есть пульс! Есть пульс, Галина Викентьевна!

Перейти на страницу:

Все книги серии Идеалисты

Индейцы и школьники
Индейцы и школьники

Трилогия Дмитрия Конаныхина «Индейцы и школьники», «Студенты и совсем взрослые люди» и «Тонкая зелёная линия» – это продолжение романа «Деды и прадеды», получившего Горьковскую литературную премию 2016 года в номинации «За связь поколений и развитие традиций русского эпического романа». Начало трилогии – роман «Индейцы и школьники» о послевоенных забавах, о поведении детей и их отношении к родным и сверстникам. Яркие сны, первая любовь, школьные баталии, сбитые коленки и буйные игры – образ счастливого детства, тогда как битвы «улица на улицу», блатные повадки, смертельная вражда – атрибуты непростого времени начала 50-х годов. Читатель глазами «индейцев» и школьников поглощён сюжетом, переживает и проживает жизнь героев книги.Содержит нецензурную брань.

Дмитрий Конаныхин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза