Тонкий лёд

Сбросила она тогда со своих плеч речные воды и вышла на берег, обернувшись девушкой в серебряном одеянии. Долго плакала она над погибшим дубом, орошая его слезами. «Зачем мне жить, если нет со мной рядом любимого друга?» — вскричала Кадала. Тоска и боль утраты оказались столь сильны, что она легла рядом с мертвым дубом, и солнце опалило нежную кожу своим жаром, высушивая водную богиню. И вдруг на нее упала тень, закрывая собой от солнечного жара. Открыла глаза Кадала, а над ней возвышается прекрасный юноша в зеленой одежде. «Зачем ты вернула мне жизнь, если со своей прощаешься?» — спросил он. Кадала обернулась и увидела, что дуб ее исчез. Так возродился Дольгрэм в теле молодого мужчины.

Долго влюбленные нежились в сладких объятьях, радуясь тому, что снова могут быть вместе. А после Дольгрэм превратил пустую землю в цветущий край, чтобы сочная зелень радовала глаз его любимой, взрастил пышный лес, чтобы она всегда была укрыта от солнца, а Кадала щедро напитала землю водой и в реку уже не вернулась, желая навсегда остаться рядом с любимым. Они стали хранителями земель, оживленных ими, оберегая тех, кто поселился на них, от бед и горестей.

Если кому-то нужна была помощь двух божеств, то люди шли к алтарю, стоявшему в лесу на берегу реки, и оставляли там подношения, молясь о своих нуждах. Говорили, что Кадала особо покровительствовала влюбленным девушкам и берегла мир в домах замужних женщин. А Дольгрэм помогал заблудшим найти дорогу к дому, где их ждет любящее сердце, покровительствовал воинам, защищавшим свою землю от врагов.

Очаровательнейшая легенда и примечательная пара. Однако такими они остались только в поверьях Данбьерга, и данбьержцы продолжали хранить их, полагая, что пока люди помнят Кадалу и Дольгрэма, они не оставят эту землю своим покровительством. И сохраняя в душе древние верования, ни один коренной данбьержец не осквернит речные воды и не нанесет лесу вред, зная, что кара за эти преступления может быть слишком велика. По весне в храмах диарата священники возносят молитвы пречистой деве Кладитте и святому мученику Данбьергу, а на алтарь непременно ставят чашу с водой из реки Риет и кладут веточку, срезанную с дуба, растущего неподалеку от реки. День Кладитты и Данбьерга стал днем общенародных гуляний, когда и бедняк, и богач весело отплясывают старые танцы, а в домах ставят плошки с водой, прикрывая их дубовыми ветвями. В празднествах мы, Берлуэны, никогда не участвовали, но плошка с водой и дубовая ветвь у нас непременно стояли, и танцевали мы друг с другом, а этот день двух святых был одним из наших любимых праздников.

— Ваше сиятельство, — я обернулась к мужу и серьезно посмотрела на него, — скажите, только откровенно, скромность когда-нибудь входила в число ваших добродетелей?

Диар жизнерадостно ухмыльнулся и мотнул головой:

— Никогда, драгоценная моя. А вы слишком скромны, чтобы осмелиться стать на один день Кадалой?

— Кадалой стать не осмелюсь, но назваться ее именем не откажусь, — также весело улыбнулась я. После снова повернулась к нарядам, рассматривая их. — Ох, Богиня, до чего же сказочно…

— Я не покину дворца, пока не увижу свое детище на вас, — безапелляционно заявил инар Рабан.

— Как, разве вы не останетесь на мой праздник? — растерянно спросила я.

— О, нет, ваше сиятельство, — улыбнулся портной. — Мне хватает всех этих напыщенных индюшек в моей мастерской. Выслушать их фантазии я могу и при их визитах. Я оставлю с вами свою душу, — он указал на платье и умиротворенно вздохнул. Затем сурово взглянул на диара: — Что же вы молчите, ваше сиятельство?

— Моя супруга все сказала за нас обоих, — усмехнулся Аристан. — Но если вам это так важно, — он склонил голову: — Покорен.

— Пф! — портной сделал неопределенный жест рукой. — Моя душа никогда не будет принадлежать вам, сиятельный диар. И все же я шил, представляя вас. Вспоминал, как вы смотрите на свою жену. И если бы вы не были столь сильно ею увлечены, на вас бы моего вдохновения не хватило.

Я смутилась и уже не поворачивалась к мужчинам. Однако через минуту мне на плечи легли ладони мужа, чуть пожав их.

— Если бы я не был так увлечен своей женой, я бы не выдумал этой идеи, — ответил Аристан. — Но довольно расшаркиваний. Идемте, мой дорогой ворчун, я прикажу угостить вас и ваших помощников моим лучшим вином во здравие сиятельной диары. А ее сиятельство пока приготовится к встрече гостей.

— Не смею отказаться, — потер руки инар Рабан, поклонился мне и направился вслед за моим мужем.

Я проводила мужчин взглядом, еще раз полюбовалась на костюмы и подошла к окну. Вернулись мысли об услышанном в комнатах Эйнора и о словах, которые сказал мне после Аристан. Узнать его тайну было жутковато… Что ж, если он просит его не торопить, то и я не стану спешить. Главное, что я небезразлична ему, и Арис это неоднократно доказал. А значит, опасаться мне нечего. Успокоив себя этими выводами, я обернулась на стук в дверь.