Тонкий лёд

На пороге стоял лакей с той самой корзиной цветов, которую преподнес мне младший Альдис. Первым моим желанием было приказать унести корзину с глаз долой, но этого я делать не стала. Подарены цветы мне были, как и колье, при муже и с его согласия. Лакей поставил корзину и вышел прочь. Я некоторое время смотрела на цветы, не решаясь к ним подойти, наконец, приблизилась и присела, желая вдохнуть аромат. В глаза мне бросилось то, что я не заметила раньше. Впрочем, раньше я на этот дар почти не смотрела. Протянув руку, достала маленький надушенный конвертик. В нем лежала короткая записка. Я пробежала ее глазами, после еще раз и прочитала вслух:

— Мое сердце навеки ваше. Это единственный дар, который я не могу вручить вам, но отдаю без сожалений. Э. А. — Потерев подбородок, я охнула и смяла записку. Взгляд заметался в поисках огня.

Хвала Богине, пришла пора разожженных каминов. Я поспешила к нему и бросила в огонь и записку, и конверт. После схватилась за пылающие щеки и снова посмотрела на корзину с цветами. Как понять слова, написанные в записке? Их можно было трактовать двояко. И как признание в любви, в чем мой муж подозревал племянника. И как завуалированное красивыми словами обещание дружбы. И второе отвечало характеристике диара, данной Эйнору — склонность к театральным жестам. Красивое словцо и не более… Ох, кабы так! В любом случае, я решила не говорить Аристану о записке и ее содержании. Отношения между родственниками и так оставляли желать лучшего, а, не имея твердой убежденности в том, что признание младшего Альдиса имеет под собой основание, вносить еще большей разлад между дядей и племянником мне не хотелось.

Когда появились горничные, я уже справилась со смятением и отдалась в их руки с легкой улыбкой на устах. За одно можно было сказать спасибо Эйнору — благодаря его выходке с запиской, я перестала думать об опасном разговоре между ним и моим мужем, а если быть точней, о тайне Аристана. А вскоре мне стало вовсе не до младшего Альдиса. Появились первые гости.

Мы уже спускались вниз с диаром, когда они переступили порог нашего дома. До меня долетело щебетание старшей агнары Кетдил, а затем веселый голос Эйнора Альдиса. Должно быть, именно этих гостей он поджидал сам, потому, когда мы появились под руку с мужем, племянник Аристана уже вел нам навстречу Карли Кетдил. Я испытующе взглянула на Эйнора, но его внимание было полностью приковано к будущей невесте, и улыбка, игравшая на его устах, предназначалась ей одной. Диар ничем не выказал своего недавнего гнева. Он был мил и приветлив, и я улыбалась, принимая поздравления.

Больше Эйн не спускался, и гостей мы встречали, как и полагается, вдвоем с супругом. Лакеи провожали их в подготовленные комнаты, горничные кружили, ухаживая за прибывшими агнарами, дворец наполнился суетой и жужжал, как пчелиный улей. В конце концов, я подумала, что улыбка теперь навсегда останется приклеенной к моему лицу, до того я устала растягивать губы. От приветствий и поздравлений уже звенело в ушах, а от мельтешения лиц разболелась голова. В отличие от меня, его сиятельство выглядел все таким же бодрым и свежим, как будто спустился вниз не более пяти минут назад.

— Как вам это удается? — шепнула я.

— Что именно? — спросил меня в ответ диар.

— Так легко переносить эту пытку?

— Придворная закалка, дорогая, — широко улыбнулся Аристан. — Потерпите, насколько могу судить, уже почти все приехали. Остался ваш папенька с сестрицами, но я сам просил его приехать попозже, чтобы не попасть в эту толчею. Еще несколько человек, но двое, возможно, приедут гораздо позже. Терпение, драгоценная моя, у вас все получится.

— О-ох, — протяжно вздохнула я и расплылась в новой улыбке, потому что прибыли новые гости.

Папенька и сестрицы приехали, когда последние гости уже поднялись наверх. Мне хотелось броситься ему навстречу, но я, конечно же, сдержалась, решив, что родственным объятьям еще найдется время. Однако близнецам подобные мелочи, как этикет, преградой не стали, и они промчались через холл, раскинув руки. Они обхватили меня с двух сторон и наперебой заговорили, радуясь нашей встрече. Признаться, с некоторых пор я стала реже появляться дома, предпочитая проводить время с мужем. Мели и Тирли ворчали, папенька был доволен, что я перестала бегать из поместья диара в отчий дом.

Пока мои неугомонные сестрицы предавались восклицаниям, его сиятельство склонился к ним и поздоровался:

— Доброго дня, благородные агнары.

Близнецы тут же выпустили меня из объятий, подхватили пальчиками подолы своих коротких платьев и присели в реверансе, отчего папенькино лицо засияло удовольствием. Диар протянул руку и, повторяя за девочками, нарушил этикет, поцеловав руку сначала одной малолетней девице, затем второй. Мели и Тирли зарумянились и скользнули за спину родителя с гордо задранными носами. И уже оттуда подглядывали за диаром, весело им подмигнувшим.

— Как же вы хороши, дочь моя, — умиротворенно вздохнул агнар Берлуэн. — Как жаль, что рядом с нами нет вашей матушки, она была бы рада видеть вас такой счастливой.