Тонкий ноябрьский лед

Он ударил по тормозам, поперхнувшись слюной и громко ругаясь, но меня это не смутило. Когда машина вписалась в узкий проем между деревьями, Кирилл откинулся на сидении, будто толчок от резкой остановки его туда вдавил, и медленно разворачивался ко мне, багровея:

– Полоумная?

– Кирилл! – накинулась на него с праведным гневом Лиза.

– Никаких оскорблений. Не в путешествии и не среди друзей, – Денис, тот еще судья, пресек конфликт на этапе возгорания.

Мир сквозь лобовое стекло плыл перед глазами. В той же позе, чуть наклонившись, я зависла между Лизой и Кириллом, и задыхалась от потрясения. У знака стонала девушка в синей юбке. Ее вздохи, наконец, привлекли внимание остальных.

– О, нет, только не это, – кто-то хлопнул себя по лбу, а я, ступая по шершавым шишкам, уже шла к избитому человеку. Ее похитили и избавились? Девушка жива. Представилось, как бедняжку выбрасывают из багажника, но примятая трава у дороги и расчерченные полосы, и потерянные босоножки, подсказывали, что девушка выползла из леса.

Я вдруг испугалась, что мои друзья скажут: «уезжаем, она – не наша проблема». Будут ли они после этого мне друзьями? И сколько водителей, плотно сжимая веки, пролетели мимо, уговорив себя, что на обочине нет ничего, кроме пакетов?

Обернулась. За мной шел Денис, а Кирилл, чертыхаясь, выуживал из багажника монтировку. Умен. Я-то выскочила, не подумав, что девушка у леса могла быть простой приманкой.

– Вроде, нет никого, – оповестил Денис, светя телефонным фонариком в черноту чащи.

Из медицинских методичек известно, что людей после катастроф не надо трогать или переворачивать до приезда врачей. Девушка лежала, опрокинувшись на спину, и черты ее лица были прекрасно различимы: ни ссадин, ни царапин. Не избита? Чуть задрав ее футболку, я поняла, что заблуждалась: ребра синие. Лиза позвонила в «112» и захотела приподнять девушке голову, но я запретила, перехватив запястья подруги:

– Нельзя трогать. Вдруг кровоизлияние в мозг?

– Что она тут делает? Сбитый пешеход? – Кирилл отложил орудие самообороны и присел рядом с нами.

– Нет, следы тянутся от деревьев, – ответил Денис.

– «Скорая» едет, а мы бессильны.

***

Ночь, день, вечер… К вечеру следующего дня мы расположились за столиком на летней веранде городского кафе. Сквозь ветви березы я любовалась провинциальными красотами. В маленьких городах особое очарование. И воздух особый. И люди. И темп, в котором прохожие перемещаются по улицам. Все по-особенному. Спальные районы мегаполисов похожи на отдельные городки, как две капли, но все-таки они другие… более отчужденные.

Мы редко осознаем, в какие моменты по-настоящему счастливы. Осознание, как правило, приходит намного позже, когда ничего не отмотать назад, ничего не повторить и не исправить: был обычный в тот период день, а лет через пятнадцать-двадцать вспоминаешь и думаешь – идеальный день. Такой, о каком теперь можно только мечтать.

У меня тоже был такой момент.

Когда-то давно, наверное, в прошлой жизни родители собирались заняться тем, что у них никогда толком не получалось – нашим воспитанием. Нас вывезли на природу. К озеру. С ночевкой. Все, как в образцовых семьях из рекламы автомобиля.

По пути наша машина сломалась, налетев на кочку.

– Приехали – выходим, – сказал папа, вылезая.

– И что теперь? – по маминой интонации я поняла, что она злится. Это в ее стиле. Даже в случайности она всегда найдет, кого обвинить.

– Надо думать.

Мы заночевали в машине. Папа открыл багажник и соорудил что-то наподобие навеса, под которым можно было перекусить – наш импровизированный стол. Мама вытряхнула из кожаной сумки запасы еды. Мы ели, пили чай из термоса и говорили. Тогда весь мир остался где-то очень далеко, позволив нам единственный раз в жизни побыть той семьей из рекламы. Засыпая на заднем сиденье в обнимку с сестрами, я мечтала навсегда остаться в этом моменте. До такой степени мне было хорошо. Я и сейчас иногда об этом мечтаю.

– Лиза когда-нибудь наедается? – спросил у меня Денис без всякой злобы или насмешки, пока парочка ходила к кассе оплачивать третью по счету добавку.

Я не ответила ему, что Лиза редко ест. Она набирает лишние килограммы даже от запаха выпечки. Она фанатично контролирует вес. Сегодня Лиза набросилась на мучное из-за стресса, чему Кирилл откровенно радовался, стремясь накормить ее каждые пять минут.

– Переживает, – улыбнулась я, доедая.

Он тоже улыбнулся:

– Зачем? Все ведь хорошо закончилось. Девушка в сознании.

– Ольга, – поправила я.

– Да, Ольга в сознании. Она будет в порядке.

Положение не безнадежное, как показалось нам ночью в тусклом свете телефонов. Ольга пришла в себя у больницы и заговорила. Полицейские нас допросили, сказали подписать протоколы и выставили.

– Но могла и не быть, – пожала плечами.

– Ты слишком пессимистична, – подмигнул подошедший Кирилл, водрузив поднос на стол, – Смотри на жизнь веселее. Ее раны заживут. Мы чистые и сытые. Чего тебе не хватает, рыжик?

– Брось свои замашки. И клички. Она не болонка, – вступилась Лиза, тяжело дыша от раздувшегося живота, – Кстати, время поджимает. Мы уже потеряли сутки.