Тонкий профиль

Долго и с трудом Виктор налаживал с ним сносные отношения. Да и не только с ним. Отношения с рабочими складывались тоже не просто. На первых порах Виктор допустил грубый психологический просчет. И раз, и второй выпил в компании с подчиненными. Казалось, это верный путь сближения с ними: посидеть за бутылочкой, раскрыть душу, выслушать искренние излияния, быть простым, рубахой-парнем, ничем не выделяться. Куда как лучше!

Отрезвление пришло позже. Когда однажды мастер, товарищ по пьяной компании, принес прямо в цех пол-литра и, конечно, рассчитывал на безнаказанность. Виктор был поражен. Так вот какой "авторитет" заработал он среди рабочих!

Отправив мастера домой отсыпаться, Виктор долго не мог найти себе места. И некому было пожаловаться, и некого было ругать, кроме себя.

Как раз именно в этот период его жизни случилась с Тереховым история, едва не закончившаяся для него трагически. Сам он называл ее потом "жестоким уроком по технике безопасности". А я думаю, что смысл и значение ее для Виктора были куда глубже. Это был суровый урок на всю жизнь.

Произошло все в ночную летнюю смену, на рассвете. Стан временно не работал. Виктор, не торопясь, шагал по пролету и обдумывал, как ему поскорее погрузить в вагоны уже готовые трубы. Обычно трубы грузили мостовым краном, который получал электрическое питание от троллея — протянутых высоко под потолком цеха голых проводов с током высокого напряжения. По ним, как дуга трамвая, двигались медные щетки мостовых кранов.

Для того чтобы пустить нужный ему кран, Виктор подошел к распределительному щитку и включил рубильник. Он не посмотрел в эту минуту на потолок цеха, а мастер, находившийся неподалеку, не предупредил его, что там, наверху, работают электрики, ремонтируют троллей. И едва Виктор включил рубильник, как кто-то из рабочих, заметивших это, отчаянно закричал на весь цех: "Человека убило!"

Похолодев, Виктор рванул на себя рубильник.

Должно быть, электрик, молодой парень, родился в рубашке, ибо, как выяснилось потом, он буквально за несколько секунд до включения рубильника отошел от голого провода в сторону. Позже Миша — так звали электрика — рассказывал Виктору, что ему почудилось в ту секунду, будто бы кто-то негромко позвал его. Удивительно! Просто какая-то телепатия! А не будь этого внутреннего голоса, этого интуитивного движения в сторону от троллея, веселый электрик Миша, которого хорошо знал Виктор, уже был бы мертв.

Хотя все обошлось благополучно, Виктора трясло, как в лихорадке, до конца смены. Он никак не мог успокоиться.

Что могло служить ему извинением? Разве только то, что знак-оповещение не был повешен у распределительного щитка. Но существует правило: механизм нельзя включать, прежде чем не выяснишь, почему он выключен. Еще до вызова к начальнику цеха Виктор ходил по пролету, опустив голову, ему казалось, все рабочие смотрят на него с презрительным укором. Так тяжело было на сердце, что хоть бросай работу и уходи.

Коньков хотел тут же сообщить о чрезвычайном происшествии директору и главному инженеру, но его отговорил заместитель — Каган. Предложил обсудить этот проступок здесь, в цехе, в своем коллективе, пригласить на обсуждение секретаря комсомольской организации, мастеров. Всем следовало серьезно поразмыслить над этим случаем.

Коньков, который раздражался так же легко, как и успокаивался, подумал, вздохнул и согласился. Совещание начали после конца ночной смены. В кабинете начальника собралось человек пятнадцать. Молчали, курили, старались не смотреть на Виктора, который присел на стул около самой двери.

Первое слово Коньков предоставил комсомольскому секретарю Алексею Соколову.

— Этой ночью случилось в нашем цехе ЧП, — начал он. — Из-за того, что молодой инженер забыл про технику безопасности, едва не погиб человек. Мы понимаем: Тереховым руководило желание быстрее начать работу. Но ничто не может извинить беспечность!

Как только комсорг начал говорить, Виктор поднялся со стула. Он стоял теперь, прислонившись спиной к стене, опустив руки, которым не находил места. Взял было в руки кепку, потом бросил ее на стул, снова зачем-то поднял и опять бросил замасленную скомканную кепку, которую носил на заводе и летом, и зимой.

— Получается такая картина, — продолжал комсорг, и слова его гулко звучали в кабинете, где сейчас было как-то уж слишком не по-заводскому тихо. Виктор даже слышал, как поскрипывали чьи-то шаги за дверью, и ему казалось, что и там все слышат, как "пропесочивают" нового начальника смены, — …такая картина. Сколько бы учености молодой специалист ни захватил из института, а факт, что в цехе ему многому надо учиться. Правильно я говорю, товарищи? — возвысил голос комсорг.

— Верно, надо учить, — вставил Каган.

— А то ведь так бывает: теоретической физикой человек владеет, практически же какой-нибудь простой моторишко собрать не может, — добавил комсорг.