Виктору было стыдно. Он и сейчас, через много лет, вспоминая то заседание, ощущает вновь липкое чувство стыда. Уже став начальником цеха, а потом и заместителем начальника производства, он, если слышит, как кто-либо из мастеров ворчит на молодого специалиста, ругает его за неопытность, всегда останавливает такого человека. Ибо вспоминает свои первые шаги на производстве. И этот проступок. И еще помнит о том, что человек, а особенно молодой, никогда не забывает унижения или пренебрежения, если даже это пренебрежение было неумышленным.
Но тогда в кабинете Конькова Виктор не озлобился на товарищей, которые жестоко отчитали его.
— Вот что, — сказал Коньков, — будем заключать. Терехов виноват, а то, что у него были благие намерения, сути не меняет. Электрика спасла случайность. Случайности этой мы благодарны, а товарищу Терехову — нет! Но, думаю, обойдемся без крутмер.
— Каких? — переспросил кто-то.
— Без крутых мер, оргвыводов то есть. Есть вещи, которые потяжелее выговора в приказе. Осуждение наше. Правильно или нет, Терехов?
— Да, конечно, — ответил Виктор.
Искренность его, кажется, смягчила даже Конькова.
Когда Терехов вышел, наконец, на свежий воздух, был уже полдень — солнце поднялось над заводом. Яркий его свет стер теневые полоски и пятна, и труба мартена отливала веселыми бликами.
На заводском дворе, как обычно в середине смены, было пустынно и тихо. Только пыхтели и посвистывали на путях маневровые паровозики, бегая с гружеными платформами от цеха к цеху.
В тот час многое обдумал Виктор. Случается, сильные переживания, если и не приводят человека к состоянию длительного нравственного шока, могут ослабить волю, притупить активность. Конечно, Виктору было тяжело. Но он понял: такое состояние можно преодолеть работой, которая бы забирала всю энергию, все силы.
Он как-то прочитал, что, согласно исследованиям психологов, человек использует только десять процентов своих физических и умственных способностей. "Неужели только десять процентов? Как мало!" — поразился тогда Виктор.
Этот вывод психологов долго занимал его мысли. И не только применительно к себе, но и к смене, которой руководил. "Какие же у нас огромные резервы, возможности!" — думал он.
Получалось, что хорошим руководителем смены, цеха, завода мог считаться тот, кто способен вдохновить своих подчиненных отдавать себя больше труду, заводу, людям. Когда же Виктор сталкивался с работниками, норовившими отдать поменьше, а получить побольше, он испытывал чувство брезгливости.
Работал в те годы в смене Терехова мастер, некий Гурский. Высокий, крупнотелый мужчина в годах, с какой-то развинченной, нескладной походкой. Этот человек обладал феноменальной способностью засыпать тотчас, как только появится к тому возможность. Особенно в ночных сменах.
Когда Гурский засыпал где-нибудь в укромном уголке, один из электриков, тоже любитель подремать в рабочее время, садился напротив него и мгновенно погружался в сон. Если первым просыпался Гурский, он, открывая сначала только один глаз, внимательно смотрел на электрика, спрашивал:
— Николай, что ты делаешь?
— Пою песни.
— А почему не слышно?
— Я про себя, — отвечал Николай.
Это был странный диалог двух лодырей, чьи представления о рабочей чести находились, видимо, на одном уровне.
Удивительнее всего, что Гурский обладал и многими хорошими качествами — был образован технически, знал английский язык, разбирался в специальной литературе. А вот стать активным помощником начальника смены не захотел. Вскоре Виктор понял, что этот человек, ходивший и зимой, и летом в костюме, застегнутом на все пуговицы, строгий, важный на вид, был в чем-то внутренне сломан, лишен крепкого нравственного начала. Будь у Терехова больше опыта, он, может, и смог бы повлиять на Гурского. Но в тот год все вышло не так, нехорошо. Виктор стал настаивать на увольнении мастера. И добился своего. Гурский исчез куда-то с завода, больше здесь о нем не слышали.
Вначале Терехов был доволен, что проявил такую твердость: пусть знают в цехе — история с троллеем не сделала его бесхребетным. Но потом, спустя много месяцев, Виктор с досадой вспоминал о своей поспешности. Ведь в отношении его самого на заводе не поторопились с жесткими выводами.
Да, это была ошибка. Потом сколько раз он убеждался в той простой и вечной истине, что спешить к людям надо только с добрыми делами. Только с добрыми. Науку поведения, к сожалению, еще не преподают в наших институтах. А надо бы! Потому что сама жизнь учит сурово.
Вот с такими, заработанными нелегким опытом выводами Виктор Терехов начал выходить из полосы своих первых ошибок и промахов на производстве. Но никогда, он горячо говорил мне об этом, не пожалел о том, что с полной выкладкой прошел через все должности в цехе, что начал с "низовки", был рабочим, мастером, и не из книг узнал, каково работается на стане и зимой, и летом, под грохот валков и шелестение скатывающихся со стана труб…
Челябинск — Лонжюмо