Тонкий тающий след

Отхлебнув кофе, Надя поставила чашку на край широкого подоконника и пощупала лист орхидеи. Мягковат, надо поливать. Орхидей у нее было больше двадцати горшков. Началось все с белого фаленопсиса, который она принесла в кабинет, чтобы придать ему элегантности. Потом орхидеи стали традиционным подарком от коллег: на Новый год, восьмое марта и сразу следующий за ним день рождения Наде вручали все новые и новые горшки с белыми и малиновыми фаленопсисами и крапчатыми вандами. И все они прекрасно приживались и постоянно цвели – а когда у Нади спрашивали совета, она искренне отвечала: ничего я с ними не делаю, они сами собой растут. Опрыскав цветы из пульверизатора, она уселась за компьютер и, радуясь тишине, погрузилась в работу. Что бы там ни говорили о самореализации на рабочем месте, Надя ходила сюда, чтобы зарабатывать, и не считала управление рисками творческой задачей. Но ей нравилось легко справляться со сложными делами, контролировать процессы и досконально разбираться в деталях. Логика и четкость этого мира действовала на нее успокаивающе.

Телефон зазвонил внезапно, и Надя вздрогнула всем телом.

– Надежда Юрьевна? Из Первой Градской беспокоят.

– Да? Что? – Надя почти закричала в трубку.

– К сожалению, у нас плохие новости. Ваша родственница, Галина Дмитриевна Семенова, скончалась. Пожалуйста, приезжайте, чтобы все оформить.

– Да, конечно. Я приеду, – мгновенно севшим голосом отозвалась Надя и нажала на отбой.

Вот и все. Кончилось мое детство. Букеты полевых цветов в вазе на круглом дачном столе, развевающиеся на окне короткие белые занавески, толстые книжки стихов, которыми зачитывалась Надя, лепка пирожков и вечерние посиделки у старого телевизора. С бабушкой никогда не было просто, но она была Надиным столпом и опорой. А теперь ее нет.

Стараясь не расплакаться, она в оцепенении сидела перед компьютером, не видя ничего перед собой. Бабуля… Хотела бы я верить, что где-то там мы с тобой увидимся. Но нет. Только пустота внутри. Потеря, утрата – да, это правильные слова. Утрата, и никакой надежды на еще одну встречу… Интересно, почему я свои беды проживаю одна? Вот Алена плачет на плече у Наташи, та ее утешает – и это так естественно, так мило. А я сижу здесь со своим горем совсем одна, и нет никаких сил рассказать о нем хоть кому-то. Она мысленно перебрала свой ближний круг: Вадим? Ленка? Сын? Нет, ни одному из них она не будет звонить, пока сама не справится с шоком. Сначала сама.

Воздуха не хватало. Хотелось сложиться в клубочек, спрятаться, исчезнуть. Нет, все-таки нужно, чтобы кто-то еще знал. Говорят, горе надо делить. Надя набрала номер Вадима.

Нет ответа.

Одна. Я одна. Это мой груз, и я справлюсь. Судорожно сжав губы и прикусив их изнутри, Надя уставилась в экран, заполненный столбцами цифр. Я справлюсь.

«Совещание у Бабаева в 12:00» – всплывшее оповещение выглядело как спасательный круг. Вот именно. Я займусь работой и справлюсь.

Телефон снова зазвонил. Вадим? Нет, на экране светилась надпись «Мать». Не могу, я не могу с ней сейчас говорить. Только не с ней. Надя нажала на боковую клавишу, чтобы выключить звук вызова, и начала собирать бумаги к совещанию.

«Надя, пожалуйста, перезвони или хотя бы напиши пару слов. Я очень беспокоюсь. Мама», – капнуло сообщение в мессенджере. Надя смахнула оповещение с экрана, выключила звук в мобильном и вышла из кабинета с бумагами в руках.

* * *

– Может, позвонить ему еще раз? – Вид у Алены был решительный.

– Ну и чего ты добьешься? – Наташа скептически поджала губы. – Ты же звонила уже, он же не отвечает.

– Ну он не может просто так уйти, Наташ! Семь месяцев были вместе – он же должен хотя бы объяснить?

– Мась, ну должен. Но не хочет, это ведь уже ясно. Мы уже полдня это обсуждаем. Хотел бы – объяснил бы. Ой, смотри, Наденька пришла обедать.

– Блин, не подсядет же к нам, я надеюсь? – Алена сидела спиной ко входу.

– Да нет, ты что. Она любит одна. Ну, или с Бабаевым. И она нас вообще не видит.

– Ну да, кто мы такие, чтобы ее высочество нас заметило, – хмыкнула Алена.

– Знаешь, она вообще в последнее время какая-то странная. – Наташина позиция на общем ресепшене давала ей возможность наблюдать за всеми сотрудниками. – Вся напряженная, как будто кол проглотила, у нее даже походка стала такая… как у мужика.

– Да ну ее, она вообще не живая. Как тебе ее выступление сегодня? «Семья – это большая ответственность», – мерзким голоском передразнила Алена. – Ну конечно, у тебя это ответственность, а у всех остальных – первые встречные. Задолбала, святоша.

– Ален, ну ладно тебе. Тетка она нудная, но неплохая, в принципе. Не подлая. Я вон презу забыла сделать, думала, она Бабаеву стукнет – а нет, все сама сделала и больше ни словом не попрекнула. – Наташа старалась быть рассудительной и справедливой. – Может, у нее что-то личное?

Алена даже поперхнулась:

– Личное? У нее? Да что у нее-то может быть? У таких, как она, все всегда одинаково!

* * *