Тонкости эльфийской генеалогии

– Так он на самом деле мой папа? И без него ты бы не сумела получить меня?

Наниса молчала долго. Я уже начал думать о том, что лучше бы мне встать. Но Капишуле, не отрывая взгляда от матери, шагнула ко мне и решительно положила руку на плечо. Я застыл, не веря собственному счастью, а потом, наплевав на все, что когда-либо вдалбливали в мою голову плетью, обнял дочь. Она в первый момент дернулась, но не стала вырываться. Я был счастлив. Мы с Капишуле оба смотрели на ее мать.

– Да, – сказала Наниса, – и да. Теперь хороший.

– Тогда почему ты напала? – Девочка перевела взгляд на Алого, ошеломленно наблюдавшего за нами.

– Он угрожал мне. Нам обеим.

– Нет. Только тебе. – Правильно, как же верно подмечено! Умница, дочка!

Я ждал, что еще она скажет. Ее тоненькая ручка лежала на моем плече.

– Этого достаточно.

– Нет. Он был в праве. Ты сама меня учила, мамочка, – произнесла девочка и – о, чудо! – сильнее прижалась ко мне. – Ты ведь отдала ему папу, разве нет? За то, что он подарит мне братика?

– Так вот что ты ей объяснял всю ночь! – ненавидяще бросила Алому Наниса.

– Не только это, – устало отозвался он и с силой провел ладонью по лицу. – И не в таких выражениях. Она до всего…

– Дошла сама! – зарычала на него жена. – Конечно, дошла. Она моя дочь. Она темная. И сколько бы лет ей ни было, она никогда не будет такой мямлей, как ваши светлые девки!

– Выбирай выражения! – вступился я за светлых и, встав, поднял Капишуле на руки.

Наверное, мы забавно смотрелись. За те полгода, которые ее не видел, малышка вытянулась, так что при моем небольшом росте с трудом помещалась на руках. И все равно, держать ее было нетрудно. Гибкая и тонкая, как все эльфийки, девочка весила совсем немного.

– Я не позволю тебе отобрать у меня еще и дочь, – сказала Наниса Алому, проигнорировав меня и Капишуле.

– Еще? – тихо уточнил светлый. Судя по взгляду, единственное, чего он сейчас хотел, это чтобы все мы оставил его в покое. Могу понять. Переживания, через которые ему пришлось пройти по моей вине, даются не так-то просто. Пока я думал об этом, светлый продолжил: – Ты сама отдала мне Машку. Или прямо сейчас отдашь. Он ведь выполнил ваши условия. – А потом его прорвало. И кто я такой, чтобы осуждать его за это? – Немыслимо! У меня в голове не укладывается, что вы, темные, способны на такое. Что ты способна! Да, именно ты! Что ты сотворила с мужем? А с дочерью? Как вообще в таком возрасте у нее может быть собственный клинок, и вообще…

– И ты еще недоволен? – взвилась Наниса. – Да если бы не она, ты бы…

– А ты? Твои действия перечеркнули бы мирный договор наших народов. И все. Новая война, да? Моя смерть была бы более чем удачным поводом для всех недовольных миром. Всегда найдутся те, которые захотят перекроить карту заново. Тебе ли этого не знать, а? – Он прищурился и оскалил зубы, словно был не светлым, а темным, как мы.

Наверное, именно эти его слова окончательно отрезвили Нанису. Бешенство погасло в красных глазах. Пальцы, в которых она все еще сжимала кинжал, разжались. Оружие исчезло. И тут Алый неожиданно тихо сказал, в очередной раз за это безумное утро удивив меня:

– Он мой друг. Поэтому мне больно смотреть на то, что ты с ним вытворяешь, – и столько неподдельной горечи было в его голосе, что я буквально превратился в статую, боясь лишний раз вздохнуть. – Но, наверное, тебя можно понять. – Его губы изогнулись в жалкой, бесцветной ухмылке. – Я сказал, что мог бы тебя убить только затем, чтобы у тебя и мысли не появилось…

– Попробовать вернуть его обратно? – так же тихо спросила она.

Алый поднял на Нанису глаза. Они встретились взглядами и пугающе похоже друг на друга посмотрели.

– Я просто хотел, чтобы твоя дочь понимала, что у нее есть не только мать, но и отец.

– Прослежу, чтобы впредь она не забывала об этом.

– А я… – он запнулся, – постараюсь вам не мешать, если вы…

– Решим встретиться, да?

– Да. – Он решительно кивнул и посмотрел в мою сторону, но не на меня, а на Капишуле. – Тебе пора возвращаться в мамочке, малыш.

– А папа останется с тобой, да?

– Надеюсь… – Алый вытолкнул это из себя с ощутимым трудом. А я, как ненормальный, улыбнулся, словно так и не понял драматизма момента. Но конечно же все прекрасно понял, просто здесь и сейчас, в этой жизни, мне были важны только эти слова.