Тоннель

Еще появились звуки: гремело что-то и скрежетало, однако этого лейтенант не заметил, так занят был лампами. Которые не горели и просто качались, а стало светлее, и видно уже было стену напротив, и пыльную крышу Тойоты, и синий бок Лексуса. Но главное, что его поразило, — откуда-то правда же взялся сквозняк. Резкий, свежий, как если бы в перетопленной бане вдруг настежь открыли дверь. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 03:02

— Последствия беспреценден... ааааа, прости-прости, давай еще раз, — сказала журналистка в узком платье-футляре и люминесцентном жилете.

— Блин, Алёна, — сказал оператор.

— Беспрецендент... беспрецен... беспреце-дентной, — повторила журналистка, закрыв глаза, и щелкала пальцами на каждом слоге.

— Да скажи «небывалой», — предложил оператор.

— Нет, нормально, всё. Поехали. Последствия беспреце-дент-ной по масштабу хакерской атаки, в результате которой были парализованы диспетчерские службы аэропортов, отключены GPS и мобильная связь, сработали алгоритмы консервации стратегических объектов, наконец устранены полностью. Сотни тысяч человек на протяжении долгих... ой, а можно тут не ходить, пожалуйста? Вы в кадре вообще-то!

— А можно под ногами не путаться! — заорал небритый человек в синей куртке МЧС. — Щас скорые пойдут, непонятно, что ли? Давайте отсюда!

— Ты скорые снял, кстати? — спросила журналистка, пока они с оператором меняли локацию. В четвертый раз, между прочим. — Вот тут как, нормально? — и поправила волосы. — Ворота видно?

— Я с коптера взял общий план, — сказал измученный оператор. — Когда начали открываться. Давай с «сотен тысяч». И улыбаешься опять.

— А, ок. Сорри, всё, собралась, — сказала журналистка и снова щелкнула пальцами. — …Сотни тысяч человек на протяжении долгих часов оказались заперты в метро и автомобильных тоннелях города. И вот спустя сутки удалось наконец разблокировать последний объект, Северо-Западный тоннель. Количество пострадавших еще только предстоит подсчитать, но уже с уверенностью можно заключить, что терроризм принял новую форму, гораздо более масштабную, чем все предыдущие.

Улыбку она убрала, непонятно откуда она вылезала все время, идиотская эта улыбка. Только, кажется, все равно получалось не то. Слова были казенные, скучные. Плохие были слова. Платье резало ей подмышки.

— Жилет бликует теперь, — уныло сказал оператор, который не спал больше суток. Никто тут не спал больше суток, и все очень плохо соображали.

Журналистка смотрела в небо. Уже светлое, но до восхода оставалось еще минут пятьдесят. Жалко, с солнцем было бы лучше, рассвет и спасение. И картинка поярче. Бетонные ворота с каменным грохотом всё еще медленно ехали в стороны.

— Интересно, чего они их не разрезали просто, — сказал оператор.

— Ну вот сам бы и резал, — огрызнулся небритый в куртке. — Мы людей из метро доставали. Поезда же стоят, эскалаторы... всё пешком, перегоны по километру. А их знаешь там сколько? Двести станций...

— Ого, — сказал оператор. Сам он станций за день видел только четыре и еще одну ночью, после аэропорта.

— А дадите нам комментарий? — Журналистка быстро стянула жилет. — Небольшой, на пару минут буквально. Что-нибудь вот про перегоны, из первых рук. Там, я слышала, люди по рельсам...

Но ворота остановились наконец, и все немедленно зашумели. Небритый замахал руками как регулировщик, повернулся спиной и кричал что-то хриплым сорванным голосом. Скорые двумя колоннами поползли по эстакаде к въезду.

— Так, — сказала журналистка и снова надела жилет. — Так. Давай-ка за ними.

— Алён, ну куда, — сказал оператор, закидывая рюкзак на плечо.

— Ты нормальное хочешь снять или так и будем говно это лепить?

В месте, где эстакада раздваивалась, оператор немного отстал.

— Детишки вон слева выходят, — сказал он задыхаясь. — Алё-на!

Какие-то правда выходили из левой части тоннеля детишки, и тут же их разбирали по скорым и заворачивали в одеяла.

Журналистка не обернулась. Она смотрела направо, в соседний рукав, хотя вот оттуда не вышел пока никто.

— Там темно, — сказала она. — Странно, почему там темно-то?

Одна из скорых закатилась в черный проем и включила сирену.

— Пошли-пошли-пошли. — Последний десяток метров журналистка почти пробежала. Платье сзади было у нее чем-то испачкано, обе пятки заклеены пластырем.

Оператор тащился следом. Торопиться ему почему-то совсем не хотелось.

Впереди в бетонной трубе выли скорые, уже несколько. Удаляясь, мигали синие маячки. Правда было темно, как в пещере, и пустые ряды, ни одной машины.

Да не будет тут никого, хотел сказать оператор. Это ж въезд, дура, они все с другой стороны. И немедленно разглядел на асфальте мертвое тело с бурым пятном на рубашке и таким же бурым лицом. Запах слышался даже снаружи.

— Ты снимаешь? — крикнула журналистка.

— Куда лезете, под суд захотели? — засипел, подбегая, небритый. — А ну возвращай эту... куклу свою!