Тоннель без света

– Повержен, – ухмыльнулся Кольцов. – Понесли потери в личном составе, но, слава богу, только санитарные. Радости, правда, никакой.

– Вижу, – кивнул Литвин. – Бросайте все, выпейте горячего чая, желательно с медом, и ложитесь спать.

– Так и сделаю. А зачем я зашел-то? – Михаил задумался. – Ах, да. Хотел поблагодарить и извиниться – зря грешил на твоих ребят. Нас всех переиграли. Пусть еще ночку подежурят – мало ли что. Утром найди нормального сварщика, пусть заварит колодец. Твои опера при этом должны присутствовать и составить протокол. Будет кто-то возникать – посылай ко мне. Ничего, настанет время регламентных работ – разварят обратно. Пусть патрульные чаще проезжают мимо колодца. Справишься?

– Усвоил, – кивнул Литвин. – Утром сделаем. То есть от чая вы отказываетесь?

– Наотрез, – вздохнул Кольцов.

Мрачные предчувствия выбирались из темных закоулков. Это было некстати. Его уже дважды били. Заговаривая внутренний голос, майор добрался до гостиницы.

Хмуро посмотрел на него пожилой портье, говоря советским языком, – дежурный администратор. Машина «Волга», на которой прибыл постоялец, немного насторожила, особенно номерные знаки.

Мысли о еде вызывали протест организма. Игнорируя ресторан и его обитателей (в том числе обитательниц), Михаил поднялся наверх. В номере Швеца было тихо – товарищ спал. У Москвина приглушенно бормотал телевизор. Строить поредевшую команду уже не хотелось – за день надоели. За здоровье Вишневского стоило выпить, но мысли об алкоголе тоже вызывали протест. Частично разделся, упал на кровать, не стаскивая с нее покрывало. Мгновенно навалились образы: грустная Настя, которую он когда-нибудь доведет; Гриша Вишневский со своими ребрами и голенью, мертвый Гульков, живой Хорст с пылающим взглядом – квинтэссенцией вечной ненависти «цивилизованного» мира к восточному соседу…

Усилием воли майор отбился от образов, воздвиг воображаемый забор и уснул. Проснулся через пару часов, недоуменно уставился на моргающий ночник. Ничего мистического, в местной сети случались перепады напряжения. Сонливость пропала – как раз перед отходом ко сну! Предчувствия остались – возможно, недостойные внимания.

Он выглянул в коридор. Из комнат, где жили подчиненные, разносился дружный храп. Безопасность государства находилась под надежной защитой.

Михаил вернулся в номер, стал шататься из угла в угол. Принял душ, вскипятил воду. Голова уже не раскалывалась, но состояние средней паршивости сохранялось. По телевизору показывали «Мертвый сезон» – о работе советского разведчика в западной стране.

Прототипом героя Баниониса послужил небезызвестный Конон Молодый – удачливый резидент с талантом бизнесмена, сколотивший состояние на продаже игровых автоматов. Заработанные деньги шли на поддержание резидентуры. Молодого провалили, арестовали, но и тогда удача не отвернулась – он был обменен на английского шпиона и прожил в СССР долгую жизнь.

Создатели фильма явно перемудрили, хотя их консультировал сам Молодый. Но смотрелось неплохо. Особенно финальная сцена, когда советского разведчика меняли на британца – роль последнего исполнял литовский актер. Ходил анекдот: ну и зачем обменяли одного литовца на другого?

За окном давно стемнело, выл ветер в водосточной трубе. Кольцов тянул заваренный в стакане чай, думал. Опасение, что придется шерстить «Оникс», становилось все отчетливее. Сделать это тихо уже не выходило, пойдет волна. Кипа папок с личными делами возникла перед глазами, вспомнились постные лица, отдельные фамилии светил отечественной микробиологии: Баклицкий, Белоусов, Денисова – обладательница недюжинного ума и некрасивого лица… Кто там еще? Мокрицкий, Крохаль… Дело, в принципе, выполнимое, если дать Комитету карт-бланш и закрыть глаза на отдельные методы работы. Не так уж много в лаборатории людей, имеющих допуск ко всей информации…

Но что-то было не так. Михаил не мог понять, в чем причина нахлынувшего беспокойства. Он накинул на плечи куртку, вышел на балкон, закурил. К городу подкрадывалась ночь. На западе, у самого горизонта, еще сохранялась серая полоска – туда упало солнце; все прочее пространство заволокла ночная муть. Ветер стих, осадков не было. В воздухе царила необычайная свежесть. Городок разлегся под ногами, кое-где горели фонари, окна в домах граждан, работало дежурное освещение в учреждениях. Этим видом он любовался каждый вечер – уже привык, даже раздражало. Слева от гостиницы матово освещалась автомобильная стоянка. Вышли двое, покурили. Доносились голоса, приглушенный смех. Справа за кустами, в окружении камышей, дремало небольшое озеро. Ничего примечательного, обычный водоем. Подойти к воде было проблематично ввиду обилия ивняка. Михаил забредал туда лишь однажды, прогулялся по скрипучим мосткам и тут же поспешил уйти. Место для отдыха было так себе, и запах от воды поднимался гнилостный – возможно, это было связано с илом и отсутствием проточной воды.