Тоннель без света

Сворачивать направо не хотелось по вполне очевидным причинам. Михаил быстро пересек открытое пространство, подошел к кустам. Вечер выдался без осадков, но в воздухе висела плотная изморось. Легкий ветерок теребил листву. Смутно выделялась дорожка, убегающая в глубь ивняка. Поколебавшись, он ступил на тропу, сунул руку в карман. Рукоятка грела, затвор на всякий случай был взведен. Округа загадочно помалкивала. Дорожка петляла, огибала скопления тальника. Слева осталось что-то вроде беседки – постройкой почти не пользовались.

Показалось озеро, сравнительно компактное, метров полтораста в диаметре. Водоем не благоустраивали – видно, не было смысла, подойти к берегу было проблематично: грудились ивы на обрывах, прибрежные воды заросли камышом. Только по тропе можно было добраться до озера. Дорожка раскисла, но под ногами не плыла. Кольцов подошел к берегу, поежился. Ветерок ощутимо холодил.

На берегу никого не было – хотя заявленные пятнадцать минут еще не прошли. А если кто и был, то оставался в тени. Чувствовать себя мишенью было неприятно. Проявлялись дощатые мостки на сваях, что-то вроде пирса, к которому были привязаны две утлые лодочки. Летом здесь, должно быть, неплохо – можно взять напрокат лодку, прогуляться по озеру с друзьями или с подругой…

Мелкая рябь бегала по воде. Покатого спуска не было, глубина начиналась сразу у берега. Майор сделал попытку спуститься к воде, но поскользнулся и чуть не съехал в озеро. Устоял, мелкими шажками выбрался обратно. Происходящее начинало раздражать. Какого дьявола он тут забыл?

Михаил вышел к мосткам, ступил на дощатый настил. Доски под ногами упруго прогибались, ворчливо скрипели. Он сделал несколько шагов, встал возле лодочек. Они покачивались, терлись друг о дружку. На дне плескалась вода. Весла на всякий случай изъяли. Есть такая традиция у русского человека: тырить все подряд…

Он прошелся по мосткам, добрался до края, отправился обратно. Насторожился, рука непроизвольно дернулась – на фоне кустов образовался размытый силуэт. Человек пригнулся – словно это делало его незаметным. Он был одет во что-то длинное, бесформенное, голову покрывал капюшон.

Мужчина ступил на мостки, сделал нерешительный шаг – очевидно, опасался неустойчивых конструкций – мелкими шажками двинулся дальше. Ничего угрожающего в нем не было, и все же рука еще крепче сжала рукоятку «макарова» в кармане. Незнакомец что-то почувствовал, остановился. Ветер заглушал невнятное бормотание.

Михаил двинулся навстречу:

– Повторите, уважаемый, я не слышу, что вы говорите…

– Это я вам писал… Простите, что так по-дурацки, но ничего другого в голову не пришло… Я должен был удостовериться, что вы один и что за мной никто не идет… – мужчина поежился и погрузил руки в глубокие карманы непромокаемого плаща.

– Руки достаньте, – сказал Кольцов, – только без резких движений.

– Да, разумеется… – незнакомец вынул руки, стал мять костяшки пальцев. Он сильно волновался. Михаил подошел вплотную. Судя по голосу, человек давно разменял шестой десяток. Под капюшоном поблескивали очки.

– Я вас слушаю. Для начала представьтесь. С вами говорит майор КГБ Кольцов.

– Да, знаю… Вернее, не знаю, как ваша фамилия, но видел вас и ваших коллег в лаборатории… Я знаю, что вы проживаете в гостинице. В дневное время обратиться не мог, боялся, потом видел, как вы курили на балконе. Не решился. Хотел вчера, но опять не решился…

Михаил терпеливо ждал. Человеку требовалось избавиться от словесного мусора. Он сунул руку в левый карман, извлек фонарик. Собеседник испугался.

– Умоляю вас, не включайте свет, пожалуйста… нас могут увидеть, это опасно…

Поколебавшись, Михаил убрал фонарик. В принципе он видел лицо стоящего перед ним человека. Неотчетливо, но видел. Уже в годах, выпуклые испуганные глаза, продолговатое лицо. От собеседника исходила жгучая волна страха.

– Меня зовут Мокрицкий Леонид Исаакович… Мне 58 лет, женат, есть взрослый сын, проживает в Ленинграде… Кандидат биологических наук, пишу докторскую диссертацию… Но уже, как видно, не допишу… Руковожу экспериментальным отделом шестой лаборатории, специализируюсь на вирусах – возбудителях тропической лихорадки… Каюсь, оступился, проявил малодушие. Срочно требовались деньги на лечение внучки. У нее редкая болезнь: воспалительное поражение коронарных артерий, из-за чего происходит блокада некоторых участков сердца… Это очень опасно, требовалась операция. В СССР их не делают, у сына была возможность вывезти Соню в Израиль, но не было денег… Я полностью отдаю себе отчет, что натворил, и готов понести наказание. Но мне нужны гарантии, что мои близкие не пострадают. Это в ваших силах. А также не хочу получить высшую меру, моя Розочка этого не перенесет, у нее очень слабая нервная система… Мои грехи не такие уж смертельные, всего лишь несколько раз участвовал в передаче информации на сторону, и эти действия в силу ее урезанности не могли нанести значительного ущерба…

– Позвольте, Леонид Исаакович, это другим людям решать, какой ущерб значительный, а какой нет. Вы кого-то боитесь? За вами следят?