Тоннель без света

Михаил углубился в лабиринт метров на двадцать, осмотрелся. Усилился шум водопада. Второй тропы тут точно не было. Моток лески в собственном кармане он обнаружил еще вчера. Сколько лет он там лежал? Сегодня настал его час. Он выключил фонарь, сел на корточки. Со стороны лагеря не доносилось ни звука. Несколько минут Михаил распутывал леску, вытягивал ее. Один конец привязал к зазубренному камню, подергал – держалось крепко. Пересек тропу, натянул леску и снова привязал – к выступу тяжелого валуна. Проверил натяг – неплохо. Смешная сигнализация, но идущий даже с фонарем человек, скорее всего, ее не заметит и споткнется. По крайней мере, хотелось на это надеяться.

Больше фонарь он не включал. Забрался в щель между валунами, стал сгребать мох, произрастающий в огромном количестве. Уселся на него, прислонившись спиной к камню, расслабился. Леска находилась в трех шагах, но от тропы его загораживала горка камней. Некоторое время он не спал, кутался в рукава штормовки. Пистолет лежал под рукой. От земли пока не холодило. Сопротивляться естественному ходу вещей было невозможно. Да и как без сна? На кого он будет завтра похож?

Кольцов отключился, и даже залп минометной батареи над ухом не смог бы его разбудить…

Глава тринадцатая

Сон оборвался на рассвете. Михаил распахнул глаза, усмирил желание подскочить. Темнота почти рассеялась. На часах – без четверти восемь, пистолет под рукой. Слава богу, все в порядке, отпустило… Нет, не все, вытянул шею, отыскал глазами тропу. Леска была натянута, никто не проходил. Вот теперь все…

Снова откинул голову, дождался, пока утихнет колотун в груди. В горле першило, по организму расползался холод. Не вставая, Михаил выполнил несколько резких упражнений, разгоняя кровь, затем поднялся на колени, стал всматриваться. По лагерю кто-то блуждал, вился дымок реанимированного костра…

Минут через десять он, пошатываясь, добрел до лагеря. В горле першило, начинался кашель. Состояние – словно тащил на буксире сломанный автомобиль.

«Не пора ли в отставку? – шевельнулась тоскливая мысль. – Эти командировки до добра не доведут».

В лагере теплилась жизнь. У костра с понурым видом сидел Субботин. Услышав шаги, поднял опухшее лицо.

– Нарисовались, призрачный вы наш… Доброе утро, хотя никакое оно не доброе. Куда вы пропали? Мы решили, что вы сбежали, но почему-то оставили рюкзак…

Зашевелилась груда хвойных лап, показалось заспанное лицо Троицкого. Он начал что-то говорить, но захрипел, закашлялся. Отогнулся полог палатки, высунулась бледная, как привидение, Люба. Не стала ничего говорить, снова закрылась в своем убежище. Из-за скалы, застегивая штаны, вышел Довгарь. Он все еще прихрамывал.

– Ба, картина масляными красками, – сипло выдавил он. – Не явление, конечно, но тоже любопытно. Посетили водопад?

– Куда там, – вздохнул Михаил, присаживаясь к костру. Вытянул руки, по ладоням поползло тепло. – Переоценил свои возможности, друзья мои… Проснулся, решил пройтись. Темно еще было, сослепу запнулся, сознание потерял… Провалялся, в общем, несколько часов…

– Сочувствуем, – хмыкнул Субботин. Он снова смотрел – пристально, как-то по-волчьи. – Странно вы себя ведете, Кольцов, это с чем-то связано?

– Я вроде объяснил…

– Неубедительно объяснили, – Субботин смотрел, не моргая. – Не было вас ночью у костра. Ладно, дело хозяйское, лично мне плевать, куда вы ходили – хоть на свидание с хозяйкой медной горы… Вы плохо выглядите, Кольцов, сомневаюсь, что далеко уйдете…

– Нам бы всем сейчас не помешала экстренная госпитализация, – выдохнул Довгарь, грузно падая у костра. – Состояние гадское, подохнуть хочется…

– Пора идти, – Субботин посмотрел на часы. – С нашей нынешней мобильностью мы до ночи в город не вернемся…

Из палатки выползла Люба со скорбно поджатыми губами, стала натягивать на себя полегчавший рюкзак. Остальные тоже завозились, стали собираться.

– Не прожить нам в мире этом, – фальшиво напевал Артем. – Без потерь, без потерь.

«Марш китайских парашютистов, – вспомнился анекдот. – «Лица желтые над городом кружатся…» Так, внимание! – сработала тревога в голове. – Преступник не планирует возвращаться в Кыжму. Ему – в другую сторону. Значит, что-то предпримет…»