– Я не осталась и не останусь одна! – запальчиво выкрикнула Таська, и девчонки уставились на нее, пытаясь понять, отчего она орет – чтобы Яга услышала или от нервов.
Как обычно, когда ей было это выгодно, Яга прикинулась глухой:
– Это пока Егорка на ногах был, ты могла бока отлеживать. А сейчас все – приплыли. Вон, холодильник пустой. А завтра, кроме моей пенсии, вообще ничего не останется. Как жить будешь?
– Славка пришел в себя, скоро поправится и займется делами, – на ходу придумала Таська. Идея неожиданно согрела душу.
– Может, и займется, – согласилась вредина Яга, – только на тебя он работать не станет. Он на себя будет работать.
По щекам у Таськи снова заструились слезы. Никому они с Настеной не нужны, кроме Егорушки…
– Тася!
– Тась, не реви! – засуетились подружки. – Наташ, наливай.
Наталья действовала решительно, как врач, спасающий пациента. Налила внеочередную порцию водки в Таськин фужер для вина и заставила ее, зажав нос, все выпить.
Через десять минут Таська поплыла и начала сползать со стула.
Еще через десять минут она спала, заботливо укрытая пледом на кухонном диване – на том, который не раскладывался.
Наутро ко всем Таськиным бедам прибавилась еще одна – похмельный синдром.
По-летнему яркое, солнце резало глаза. Тася натянула плед на голову и некоторое время лежала, пытаясь определить, чего ей хочется больше: опохмелиться или повеситься.
С учетом всех имеющихся обстоятельств самым предпочтительным было повеситься, если бы это не было так хлопотно.
По кухне уже шарилась Яга, грохоча дверками шкафов и шурша какими-то пакетами. Почему-то именно шуршание пакетов казалось Таське невыносимым.
Шорох пакетов бил по воспаленным мозгам, закладывал уши не хуже канонады. Таська со стоном перевернулась на бок и чуть не грохнулась с дивана.
– Блин, – вырвалось у нее.
– Поднимайся, поднимайся, – низким скрипучим голосом проворчала Яга, – солнце уже задницу припекло. В наше время говорили: пей, да дело разумей.
– Какое, к бесу, пей? Какое, на фиг, дело? – раздраженно пробубнила Таська, выпутываясь из пледа.
Стянула его с головы, попыталась рассмотреть себя в никелированном боку кастрюли – любимой кастрюли Егора – и услышала звонок телефона. Звонили на мобильный.
Отражение оказалось вытянутым по горизонтали, телефон не умолкал, и Таська вдруг все вспомнила.
Какого черта она делает на своей кухне, когда ей надо быть у Егора?
Это все людская подлость.
Сначала конторские, потом Светка с Наташкой. Никакого от них проку, подруги называется. Ничего путного не посоветовали.
Надраться она и самостоятельно бы сумела.
Преследуемая телефонной трелью, Таська сползла с дивана, ориентируясь на звук, отыскала пиликающую трубку в кармане джинсов, которые вчера бросила в ванной, и взглянула на дисплей – звонила Ленка Федосеева.
Голова заболела как-то целенаправленно.
Прихватив трубку, Таська потащилась дальше, в комнату Настены, – та дрыхла (по такому времени в семье Бинч поднимался только Егор), целомудренно подсунув ладони под щеку.
Пару секунд полюбовавшись отроковицей, мать семейства потрясла ее за плечо.
– Настена, – зашептала она, стараясь дышать в сторону, – ответь, а? Скажи, что я уехала, а трубку забыла.
Не открывая глаз, Настена оторвала голову от подушки, путаясь в волосах, пристроила телефон к уху и проскрипела непроснувшимся голосом:
– Але?
Таська напрягла слух и вытянула шею. Трубка позвала:
– Тась, ты?
– Нет, это Настя. – Настена разлепила веки и скосилась на мать.
– Привет.
– Здрасте, теть Лен.
– Маму позови, – безапелляционно потребовала Ленка.
Таська поставила руки крестом.
– Меня нет, – произнесла одними губами.
– Ма, – с потрохами сдала мать отроковица, – это тебя тетя Лена.
Таська бросила на дочь полный укоризны взгляд и с кислой рожей взяла трубку:
– Да?
– Привет, – деловито бросила Ленка, будто между ними ничего не произошло, – я только что разговаривала с Бабушкиным, он сказал, что Егора нужно переводить в специализированную палату. Але? Тась, ты слушаешь?
«Бабушкин, Бабушкин, – с натугой соображала Таська, – кто такой, черт побери?»
– Чего молчишь?
– А кто это – Бабушкин? – севшим голосом спросила Тася.
– Приехали, – презрительно процедила Ленка, – лечащий врач Егора.
– А! Ну да.
– Ну так как? Ты заберешь Егора домой или обеспечишь ему уход?
Таська отчетливо представила густо накрашенные глаза, карминные губы и два ряда острых крупных зубов между ними.
Акула.
Голос ввинчивался в ухо, проникал в мозг и требовал каких-то действий, поступков, на которые Таська решительно не была способна, особенно этим утром.
От ужаса Таська сжалась в комок: петля затягивалась. Ее прижали к стене и выкручивали руки, и не было никаких сил сопротивляться.
– А как я обеспечу ему уход? – готовая разрыдаться, выкрикнула она.
– Работай, – рявкнула Ленка, – вот и обеспечишь.
– Где работать?
– В конторе.
Зловредная «женщина с веслом» вдруг представилась Таське препятствием, фортификационным сооружением, Китайской стеной, способной остановить уничтожение семьи Бинч.
– А как, Лен, работать? Как работать? Мне дали договоры почитать, а я ни черта в них понять не могу.