Тоомас Нипернаади

- А Марет ответит, - подхватила девушка, - «Ах ты, хвастливый медвежонок, я и шагу не ступлю на твой корабль. Чего стоит эта старая посудина, каких-нибудь сотню крон? Да у нас на берегу таких сколько хочешь валяется, и никому они не нужны. Зайди-ка лучше в мою лачугу, она по-прежнему бедна и неказиста, и ветер сорвал часть кровли. Но ты зайди и взгляни, и если ты тут же не падешь ниц, никакой ты не мужчина! Потому что в то время, пока ты гулял по морям, Марет нашла на берегу горы жемчуга, и было его несметное множество, как песка и мусора. Нашла и принесла в хижину, чтобы, когда Тоомас явится домой капитаном, ослепить его, сбить с него спесь». И как только капитан увидит, что в моей хижине, он, устыдившись, падет ниц и скажет: «Милая Марет, прости, что я хвастал своей посудиной, в сравнении с этим — она ничто, болтающееся в море старое корыто».

- О боже, - нетерпеливо прервал ее Нипернаади, - ну неужели ты словечка не можешь сказать без того, чтобы не заводить разговор об этом дурацком жемчуге? Сколько я тебе твержу: море никогда не выбрасывает жемчуг на берег! И если даже какая-нибудь  глупенькая дамочка и и торговец драгоценными камнями утонут вместе с жемчугом, он так и будет покоиться на дне морском, и никакая сила, даже небесная, не сдвинет его оттуда. С тобой невозможно говорить разумно, заладила про этот дурацкий жемчуг и совсем испортила мне настроение. Знавал я одного человека, такой же бы глупый, все искал жемчуг, даже в реке, вычитал в какой-то книге, что когда-то во времена русской императрицы Екатерины в той реке вываливали жемчужины.

- А твои басни о корабле и капитане чем лучше? - мрачно возразила Марет.

- О корабле и капитане? - удивился Нипернаади. - Это же не пустые разговоры, это правда. Так и будет, когда я однажды вернусь с моря. Почему бы матросу не стать капитаном, если он будет стремится к этому изо всех сил? Для этого есть даже всевозможные школы и другие средства. А дорос он до капитана — там и до своего судна уже недалеко. Зарабатывают капитаны прилично, и через годик-другой усердной работы, глядишь, уже можно вести в порт свое судно. Почему же так не может случиться и со мной?

- Выходит, тогда ты вернешься лет через десять-двадцать, не раньше.

- Кто же это знает, - задумчиво отозвался  Нипернаади. - Если я захочу стать капитаном, это займет немало времени.

Марет запустила пальцы в его волосы и сердито взъерошила их.

- Так вот ты какой! - воскликнула она, сверкая глазами. - Являешься через двадцать лет и спрашиваешь про крепкие груди и гибкий стан?! Приходишь насмехаться надо мной, измываться над моей старостью? Да знаешь ли ты, что тогда я буду старухой, а моим сыновьям уже впору будет ставить сети в море... Зачем тебе являться тогда и хвастать, кому будет интересен твой корабль и капитанские регалии? Ах какой ты нехороший, какой скверный, хочешь уйти сейчас, а вернуться только через двадцать лет. Тогда уж лучше не приходи совсем, а то велю своим сыновьям отловить тебя как бродячую собаку и своими руками расправлюсь с тобой!

Снова сердито взъерошила его голову, а потом презрительно оттолкнула.

- Да нет, о чем это мы, - сказала она, словно вдруг утратила всякую надежу, - ты словно ветер, попробуй удержи тебя!

И вновь глаза ее наполнились слезами, она уткнула голову в подушку и захлюпала.

Нипернаади встал, походил по комнате, посмотрел на вздрагивающие плечи девушки и снова подошел к ней.

- Марет, - с нежностью произнес он, - ведь я еще никуда не ушел и я, конечно же, тебя не оставлю. Но пойми же ты наконец, что каждый мужчина должен кем-нибудь стать: кто капитаном, кто хуторянином, кто судовладельцем. В этом же нет ничего дурного? Или тебе самой так уж хочется провести всю жизнь в этой убогой лачуге? Ты только подумай — из года в год все тот же низкий закоптелый потолок, крохотный глазок вместо окна и завывание зимних ветров вокруг...

Здесь ты быстро состаришься, не заметишь, как поседеешь, и твои вольные глаза поблекнут, как занесенный снегом источник. Сейчас ты еще молода и жизнь твоя проходит больше в лесу да на берегу, а когда будешь вынашивать сыновей, замкнешься в этой раковине и тебе будет недоставать света и воздуха.

Вот поэтому, Марет, я и говорил, что надо скорее уезжать отсюда, конечно не на десять, не на двадцать лет, но уж на год непременно. Дано где-то раздобыть побольше денег, поймать удачу, настоящую, а не какую-нибудь, вроде руки леса у Юстуса. Может, я и не пойду матросом на судно; нет, правда, когда я смотрю на тебя, такую несчастную, печальную, у меня пропадает всякое желание и настроение заводиться с морем.