Топ и Гарри

– И что же? Вы хотите сохранять любовь и мир? Или нет? – спросил Четан.

– Я, конечно, хочу. И, несмотря на это, все время стреляют. Я не могу понять, почему это происходит. Это просто проклятье…

– Итак, вы будете продолжать убивать, а мы не должны защищаться?

– О боже! Я знаю, что вы правы, конечно, вы правы.

– Ну, если ты так думаешь, то я могу тебя успокоить.

Джо, Генри, Билл и Шарлемань остались живы. Мы только отняли у них оружие, сняли с них одежды и сказали, чтобы они убирались туда, откуда пришли.

– О всемогущий!. Да это замечательно! Ну а остальные?

– Остальных мы застрелили, чтобы они не мучились.

Том закрыл лицо руками. Он покинул площадку и вошел в свою типи. Скоро он появился снова и, видимо, пошел сменять дозорного у коней.

Старый жрец кивнул Четану и направился с ним к себе.

Вероятно, он хотел услышать более подробное сообщение.

Пока они шли, он задал юноше еще несколько вопросов, которых Матотаупа не расслышал, но ответ Четана, который говорил громче, чем обычно, он разобрал:

– Тачунка Витко и другие воины, – объяснил юноша, –

вернутся только к рассвету. Тачунка сразу же направится к своим палаткам, на север, так как борьба с белыми здесь закончена.

Хавандшита и Четан скрылись в палатке жреца.

Из этого разговора Матотаупа понял, что Шешока и ее сын Шонка, которые жили в палатке Матотаупы после гибели его жены, теперь живут в палатке Тома, Тачунка

Витко вернется только к утру и сейчас же уедет.

Кто же опекает палатку Матотаупы, кто обеспечивает пищей его семью: мать Унчиду, его дочь Уинону, малыша

Харбстену? Об этом никто не говорил. Но перед палаткой

Матотаупы все еще стоит шест с его трофеями, и, значит, другой воин туда не вошел. Вероятно, разные семьи заботятся о матери Матотаупы и его детях.

И Матотаупа решил пробраться в палатку матери.

Это было безумством, но для изгнанника жизнь потеряла цену. Она была для него не более чем пустяковая ставка в игре ради встречи с матерью. А Унчида была необыкновенной женщиной. Спокойная, умная, владеющая тайнами врачевания, – словом, самая уважаемая женщина поселка. И с тех пор как его изгнали старейшины, Матотаупа не смог с ней перемолвиться ни словом.

Унчида – это его совесть! Что думает она о нем, своем сыне?

Он решил побывать у матери, а утром снова спрятаться и тайно последовать за Тачункой Витко, чтобы заставить навсегда замолчать оскорбивший его язык.

Незамеченным он перешел ручей, миновав крайние типи, выпрямился во весь рост и спокойно пошел через площадь к своей палатке, так, как если бы она ему по-прежнему принадлежала.

Он открыл ее и вошел.

Внутри палатки было темно, слышалось дыхание спящих. Привыкшие к темноте глаза при слабом свете прикрытого очага различили детей и мать.

Дети продолжали спать, но мать Матотаупы, сон которой был чуток, проснулась. Она встала, не торопясь набросила на себя кожаное одеяло, спокойно подошла к очагу и слегка пошевелила уголья. Когда она подняла глаза, перед ней стоял Матотаупа.

При слабых отблесках огня сын смотрел на мать. Волосы ее стали совсем седыми, хотя она еще не видела и пятидесяти солнц. Она была худа, ее щеки провалились, глаза, казалось, стали еще больше, и в неподвижном взгляде ее виделось глубочайшее горе.

– Мать.

– Мой сын.

Матотаупа не находил слов, хотя знал, что долго оставаться здесь не может. Горло схватила спазма, и мать это почувствовала.

– Матотаупа, кого ты искал?

– Тебя.

– Меня?

– Да тебя.

– Что ты хотел мне сказать?

Только теперь изгнанник сумел найти нужные слова.

– Мать, я невиновен. Я никогда и никого не предавал. Я

хочу это доказать. Что нужно сделать, чтобы мне поверили? Женщина плотно закуталась в кожаное одеяло. Теперь, видимо, ей было трудно произнести ответ. Ее губы пересохли. Она приоткрыла было рот и снова закрыла. Наконец к ней вернулся голос.

– Матотаупа, есть один путь, один-единственный.

– Мать, есть путь?!

– Один-единственный.

– Говори! Говори!

– Убей того, кто тебя обманул. Принеси нам скальп

Рэда Джима.

Матотаупа ужаснулся. Он молчал.

– Мой сын, убей! Принеси скальп на собрание старейшин!

– Мать! – почти беззвучно, словно выдохнул Матотаупа, но в тишине это прозвучало для женщины воплем отчаяния. – Только не это. Он так же невиновен, как и я, и он стал моим братом.

Женщина опустила веки.

– Он твой враг, Матотаупа, и он будет твоим убийцей!

Убей его и возвращайся!

– Я никогда не был предателем, мать! Я не буду предателем и моего белого брата, Рэда Джима.

Женщина больше не отвечала. По ее телу прошла дрожь: так дрожит дерево под ударами топора.

– Мать…

Женщина молчала. Ее руки похолодели, как в ту ночь, когда Матотаупа покинул палатку и Харка последовал за ним.

– Где Харка?

– У сиксиков. Там он станет великим воином.

– Врагом дакота!

– Да! – крикнул Матотаупа так, что дети зашевелились в постелях.

Уинона открыла глаза.

Мать и сын стояли друг против друга.

– Это твой единственный путь, – прошептала женщина. – Возвращайся к нам…

– Замолчи! Не смей повторять! Вы хотите сделать меня койотом, предателем! Я никогда не был и не буду им!

Мать сникла. Она ничего больше не слышала и не видела – ни сына, ни вспышек пламени в очаге. И она, и