Топ и Гарри

Скоро они подъехали к блокгаузу. Джим был так слаб, что сам идти не мог и позволил внести себя. Ему ничего не надо было, кроме воды, тепла и покоя. Он не припоминал другого случая, когда был бы в столь плачевном состоянии.

Матотаупа занялся расчетами с хозяйкой. Он дал ей несколько серебряных долларов, и она смотрела на них круглыми глазами, ведь Джим едва ли был способен много съесть или выпить, а индейцы вообще не пьют вина.

Джим получил удобное место вблизи очага. Матотаупа ухаживал за ним с заботливостью брата и умением врача.

Раны гноились и заживали медленно. Целую неделю Харка был предоставлен самому себе. Он не ел ничего, что готовила женщина. Он не обращал никакого внимания на

Джима и очень мало говорил с отцом. День за днем он обследовал окрестности, иногда верхом, иногда пешком.

Он ловил рыбу, подстрелил несколько мелких животных, а однажды даже антилопу и добывал себе все, что нужно для поддержания жизни. Он собирал хворост, разжигал костер и приготавливал на угольях обед. На ночлег он возвращался в блокгауз. Только когда разразилась непогода, несколько дней бушевала метель и сыпался град, он отсутствовал целых три дня, а потом появился, но вовсе не для того, чтобы прибегнуть к спасительному крову, а лишь показать, что он жив. После бури он и ночи стал проводить вне дома. На другой стороне реки он выстроил себе снежную хижину, покрыл пол в ней бизоньей шкурой и ночевал там. Он притащил с реки кусок льда и, прорезав дырку в стене хижины, вставил его. Лед слегка пропускал свет.

Харка иногда разжигал здесь небольшой костер и, завернувшись в бизонью шкуру, мог спать, не опасаясь замерзнуть. Приходя в блокгауз, он держался в стороне от Бена и его жены и только иногда разговаривал с их дочкой

Дженни. Она была ему противна, во-первых, потому, что блондинка, во-вторых, потому, что болтлива, но через нее он мог узнать все, что его интересовало. Он слышал о всех разговорах ее отца и матери, узнал, что родители ее не любят. Иногда он встречался с Дженни в загоне для коней, устроенном с южной стороны дома. Она каждый раз замечала, когда он заходил туда, и тут же прибегала к нему и заводила разговор. Харке было четырнадцать лет, девушке

– лет семнадцать или восемнадцать, и все же Харка был гораздо смышленее ее.

Однажды утром, когда Харка поил коней, она сидела на заборе и смотрела на него, хотя юноша и не обращал на нее внимания.

– Летом, Гарри, здесь будет весело. Может быть, ты заедешь посмотреть?

Индеец не отвечал.

– Джим скоро поправится. Он уже может говорить и хочет взять у моего отца под проценты деньги.

Индеец не отвечал.

– Сколько лет Джиму?

– Спроси его.

– Он сказал, что он сам не знает.

– А откуда должен знать я?

– Джим женат?

– Спроси его.

– Я не буду спрашивать, иначе он что-нибудь подумает.

Ты не хочешь помочь нам заготовить дров, Гарри?

– Нет.

– Ты настоящий бродяга. Ты просто цыган.

Индеец не ответил, но и не ушел. У него было такое чувство, что девушка хочет сообщить что-то важное. Несколько дней назад блокгауз посетили белые на измученных конях. Харка изучил их следы. Один из них прибыл с запада и отправился на восток.

– Ты бродяга, ты не хочешь на лето стать скаутом –

разведчиком?

– А для кого?

– Южные Штаты потерпели поражение. Самое позднее этим летом наступит мир – и тогда можно будет строить железную дорогу.

– Если кончится война, то найдется достаточно людей, чтобы быть скаутами.

– Правильно. Для нас важнее другое.

– Что же?

– Золото.

– Мне не нужно ваше золото.

– Наше золото? Ах, если б оно было наше.

– Чье же оно?

– Горы. А гора молчит или рычит.

Харка повернулся вполоборота к девушке, однако так, чтобы она не видела его лица.

– Отец сказал, что он никогда больше не пойдет в пещеру, да и у Джима охота пропала – сыт по горло.

– Что же, и отец был в пещере? – Харка постарался, чтобы вопрос прозвучал безразлично, даже несколько иронически, но ему не вполне удалось это.

– Да, два года тому назад, – ответила она, не заметив интереса Харки. – Два года назад он был в пещере.

Страшное дело, скажу я тебе, – путаные ходы, вода, тьма.

Там-то он и встретил Джима.

– Ты говоришь – два года?

– Да, весной. Снег тогда уже почти стаял.

Харка усилием воли скрыл свое волнение и спокойно гладил коня.

Девчонка была довольна, что молодой индеец так долго с ней разговаривает. Ей показалось, что она наконец-то нашла тему, которая может его заинтересовать. Кроме того, ей было любопытно, не знает ли и он чего-нибудь об этой пещере и золоте. О золоте, которое отец и Джим без конца ищут. Она резко изменила тему разговора.

– Топ и ты – вы из рода Медведицы?

Харка с удовольствием пнул бы девчонку ногой, ведь она коснулась самой больной его раны, но сдержался.

– Зачем тебе это знать?

Девчонка ответила не сразу:

– Летом туда направится карательная экспедиция. Это род Медведицы в прошлое лето отравил изыскателей.

– Итак – война!

– Что значит – война? Карательная экспедиция?

– Свободных воинов никто не может карать. Со свободными воинами воюют.

– Ах, у тебя есть свои взгляды. Ты индсмен и им останешься… Проклятый дакота.

– Хау.