Всякое несчастье и всякое прошедшее сначала било – но не выбивало, оставляло синяки, но последние затяжные боли – выкинули. Знаете же, что, когда идешь вперед по дороге и в разведку, например, нельзя на обочину? Заминировано! Не знаю – правда ли, но в фильме о Мотороле[206]
так говорили. Важно не это, важно, что это затяжное. Ударом выкинуло на обочину и подорвало на мине, но жизни во мне столько (помните напиток «Живчик», вкусный, яблочный? Моя кровь – на вкус такая же!), что и после минного подрыва я все равно выползу: буду стонать, пришью себе руки и ноги, глаза и красивое запястье (чье-нибудь, возможно), выточу очертания тела и пойду вперед – сначала хромая, а далее, регенерировавшись, стройным шагом… Я же бессмертная, вам ли не знать?«Живчик» я пила еще в Крыму, который был тогда невоссоединенным! После воссоединения, кстати, в Крыму я не была и зря (не зря?).
Вот увидите, сил моих хватит на то, чтобы войти на территорию соседней страны – воссоединить себя со всеми заводами «Живчика» (стать их директором) и запустить «Живчики» по всей великой стране от края до края! Как же хочется «Живчик»!
Яблучный сок.
Единственное, что меня волнует – вижу, как алкоголь становится одержимостью человека, и человек просто встраивает его в систему обмена веществ своего. Неужели наши другие грехи такие же, как алкоголизм? Мы их в себя принимаем ежедневно, и они так же нас трансформируют? От этого становится страшно.
Прошло две недели с начала тяжелых дней (сверхтяжелых), безвыходных, безвылазных и безвыездных, и завтра двухнедельные каникулы завершаются, как завершился и октябрь, так и не ставший котябрем…
Октябрь был слишком неподъемным. Сначала – кресты тяжелые и безысходность от полученной в вотсапе фразы о чьей-то смерти, походы в МФЦ, звонок от мамы с голосом глухим, о том что бабушка умерла. Две смерти подряд, а потом две болезни: одна тяжелее, другая менее, и моя – легкая, практически незаметная, или же все-таки заметная, но я ей запретила быть. До сих пор все нерешенное, одновременно какие-то напряжения по маленьким фронтам, а с другой стороны, вроде бы какие-то решения и ощущение долгого ожидания сквозь матовые стекла легких… И с 18-го числа без улицы, без ветра перемещения, поездок и постоянной агрессивной захватнической деятельности в отношении города или чего-то еще.
Две недели не пишу колонку под Н. и совершенно выпала из информационной повестки, хотя что-то по инерции происходит, и даже работа «работает» сама по себе, потому что ребята – мудрецы и молодцы. Но так руки опустились… Две недели этому, и конец этому – завтра будет новое, только новое и только лучшее!
Начинаю трансформировать безысходную реальность: упал, посмотрел в точку, поднялся и вверх – эсхатологический оптимизм госпожи Сизиф.
Буду готовить лекцию про иерархию.
Конструктивное утро. Немного. Хотя бы. Чуть-чуть. Ну, чуть-чуть.
Розовое по небу разлито. Медовым. На улице холодает. Уже холодное, красивое.
История дня. Смотрела фильмы Фадеева[207]
. Середина дня. Позвонила Фадееву. Думала найти через него одну персону для подмоги. Итог – он согласился сам. Шок. Человек, чьи фильмы я смотрю несколько дней и чьи работы и смелость заслуживают уважения… При моей сентиментальности – даже восхищения, я бы сказала: «Да. Там, где наша родина – автоматы, стрельба, и война за правду, я всегда покорена. Мужчина. Автомат. Танк. Граница!»Ночные температуры в Москве будут ниже нуля, а по области опустятся до минус 5 градусов из-за смены циркуляции воздушных масс – синоптики.
Я – воздушная масса.
Только что пришла весть о том, что Бояков[208]
покинул пост худрука МХАТ. А я только вспоминала, как мы перед началом пандемии репетировали «Лавра»[209]. Я не знаю, сколько частей моей души и сил было оставлено там – в этих темных дверях и интерьерах Кубасова[210]. Очень много. Там происходили магистральные события моей жизни. От цеховой работы до того, что я сама запустила огромный лекторий, в котором было по две лекции в день. Одна из моих теней скользит по коврам второго и третьего этажей – там читает риторику Аристотеля с Петром Куликовым на 10-ой сцене, делает совершенно инфернальные концерты совместно с Ножом на той же сцене, ставит спектакли АГД[211] с огромной помощью Андрея[212]. Звонит нервно за 20 минут до лекции механику круга, проходит с гостями по второму этажу за сценой, куда заходить нельзя, не высыпается, роняет в горло кусок стекла и вызывает скорую в театр (и все это при начале ковида), собирается в Петроград на день. который появляется среди недели, чтобы спать «туда» в поезде и «обратно» в поезде, приехать и снова делать лекции. Чтобы здороваться со всеми, потому что так принято в театре, угощаться конфетами у волшебных помощников Эдуарда, бродить по коридорам бессмысленно, иногда нервно курить в туалете четвертого этажа вейп, кашлять и переписываться с важными людьми.