Топи и выси моего сердца. Дневник

Экстаз при описании более всего похож на меланхолический сон, при помощи которого подавляются силы души и человек словно бы умирает.

Посмотрите: ничего общего с неоплатонической практикой выхода из себя – скорее, некоторое обессиливание человека, предоставление своего тела бесам.

Многие колдуны в Норвегии, Ливонии и других северных странах отдыхают таким образом от мира, о чем говорит Альберт Великий. Подобное же сказано о сатане в книге пророка Исайи. Мне приходилось бывать в северных краях, и о Господе слышал, дескать, Он оставил народы севера, опороченные демонами-колдунами во власти сатаны. Подобные же отрывки мы обнаруживаем и в Священном Писании, где мы наталкиваемся на недобрые свидетельства о севере. Тем не менее, живущий там народ имеет бо´льшую склонность к меланхолии, чем народы, живущие под теплым небом юга. В основном, они блондины, волосы их подобны коровьей шерсти.[221]

Даже не буду делать лирическое отступление и говорить, что у меня была меланхолическая кома сродни этому меланхолическому сну, которым подавляются силы души, и человек словно умирает. На протяжении последних двух недель ровно это и проявлялось, так что я была в состоянии экстаза.

Но здесь нас также интересует география, которая обрисовывается исходя из Жана Бодена. Получается, что север является стойким в отношении экстатического меланхолического сна, а юг… Интересная картография про север и юг. Понятно по святости севера. Север даже в суфизме воспринимается как полюс.

Таким образом Жан Боден описывает вопрос экстатического, меланхолического сна.

К чему весь этот долгий рассказ? Друзья, тот человек, который вводит концепцию суверенитета, обладает некой тайной стороной. Этот человек так же серьезно, как он говорит про суверенитет, рассуждает про демономанию. И у меня возникает вопрос: как так вышло, что мы с вами воспринимаем суверенитет как подлинную реальность («ну конечно, это же понятно, он реализуется на государственном уровне!»), а от вопроса демономании и колдовства – влияний, экстазов, меланхолического сна – мы отплевываемся, говорим, «ааа, да что это – усталость, просто витаминов нету». Нет, друзья! Так же, как мы верим в суверенитет, так же, как мы верим в реальность того, что находится перед нами, с тем же рвением мы должны верить в демономанию колдунов, говорить про это, сохранять измерение, которое позволяет открывать сакральное пространство. Так что, может, в эпидемии ковида и во всем, что происходит, можно выделить не просто утечку биологического оружия, но и кое-что иное. Обязательно читайте книги 2 и 3 «О демономании колдунов» и обязательно верьте в то, что мир есть нечто иное, чем нам кажется.

▪ ▪ ▪

Вообще, оказывается, 17 сентября я была красивой и с длинными ногтями.

3 / 11

Здравствуй, Райнер[222]!

Мне кажется, я снова обрела свой контур и почву, она не такая как у тебя, не холодная, она твердая. Она ровная. Без комьев. Райнер, есть ли у вас туманы? А горы? Райнер, когда туманы облекают здания, кажется, что восторжествовала феноменология, что весь позитивизм повержен и больше не ставит под сомнение отсутствие границы. Все есть интенциональный акт – наша стрела субъектности, направленная вперед и конструирующая город. Райнер, сложного было много: рядом ходила черная дама, присаживалась на кровать у изголовья, а потом у ног. Не меня ждала, но оповещала. И я лежала, свернувшись. Райнер, тяжело проживать то, как люди покидают землю. Мама поделилась тем, что ей кажется, что люди не должны вовсе умирать, что не нужно новых – пусть одни и те же живут вечно. А я и не знаю, можно ли так: ведь, наверное, и можно, и все так и есть, потому что для того мира нет старого или молодого, да и юности со старостью нет, это все мы придумали. А там все вечное. Может, мы и вообще не умираем? Как ты думаешь, Райнер? Доберусь ли до твоей могилы когда-нибудь? Еловых ветвей положу на могилу. Вспомню легкость твою и улыбку, и тебя. И тебя, и тебя. Вас всех, мертвые!