Она танцевала, а я ехал домой. От Сохо машина держала на Гринвич, на восток и немного на юг, туда, где вскоре зажелтеет холодный зимний рассвет — его вытянет в небо Венера, уже глядящая на меня из просвета меж низких крыш.
После той промозглой лондонской ночи я больше не притворялся фрагментом стены: потерявши голову по кирпичам не плачут. Вместо этого решил вчера провести день с Ингой, нашей общей московской знакомой, которая приехала поучить английский на его исторической родине.
О появлении Инги я ей еще не говорил, обвешивал свое поведение мишурой интриги, надеялся тщательно выверенными намеками вызвать хоть что-то похожее на ревность. Она сносила стоически; думаю, на самом деле не замечала. Ей до лампочки.
Да что там Инга, пару недель назад я пустился в совершеннейшие идиотизмы: зашел к парфюмерам и спросил, какой женский аромат нынче самый модный. Взял пробник, пшикнул на картонную ленточку, понюхал — и не выбросил бумажку, как нормальный, психически дееспособный клиент, а старательно натер ею свой воротник. А вдруг заметит, вдруг подумает, что у меня сторонний роман, вдруг проснется хоть какое-то чувство, пусть даже чувство собственника?
Но и эта глупость меркнет рядом с тем, что вытворил я в приливе бессильного гнева. Неделю назад объявил ей бойкот. Ничего особенного: в последнее время я часто выхожу из себя и, не желая перегревать и без того накаленных отношений, просто прекращаю разговаривать. Она обычно реагирует флегматично: не хочешь — не надо, я подожду. И всегда оказывается права. В лучшем для своей уязвленной гордыни случае я выдерживаю до следующего утра, чаще — до вечера того же дня.
Но тут я разъярился по-настоящему. Мы пришли на одну и ту же вечеринку, но в разное время: я раньше, она позже. Ей сказали, что я где-то в зале, и она потом говорила, что искала меня, но не нашла. На самом деле не искала, я точно знаю: я не отводил от нее взгляда с того момента, когда она появилась там — с подругой Келли и двумя самцами. Она не искала меня, они просто взяли выпить и уселись у маленького столика у стены, как раз на четверых.
Мое, как рояля из кустов, появление было стремительным. Еще недавно она сказала, что не хочет анонсировать нашего разрыва, — и вот появляется в толпе общих знакомых с какими-то хлыщами.
Она не видела, как я подходил, зато видела Келли. Я заметил ее испуганный взгляд — и прочитал по губам свое имя: подруга предупреждала подругу.
По какому-то странному стечению обстоятельств, пока я протискивался сквозь толпу, жеребцы исчезли. Не думаю, что испугались моего прибытия — я действительно готов был залезть в их лощеные репы, хотя и отдавал себе отчет в том, к чему это приведет: каждый из них был больше меня раза в полтора. Мне просто было все равно. А они, наверное, просто решили отлить.
Я в результате тоже отлил. На коленки — ей. Пиво — из ее же стакана. Нечаянно. Нет, честно: нечаянно. Просто слишком активно жестикулировал в сердцах — вот и опрокинул чуть ли не полную пинту прямо на ее джинс-кутюр фунтов за сто шестьдесят. И вымелся оттуда, даже не подав салфетки. В общем, сделал то, что в пьесах описывается словами "устроил сцену".